— Я же сказала тебе, что никакой Кэрол не знаю. Мое имя Дениз. Как в старой песне Рэнди и «Рейнбоуз». — Она напела мотив. Бобби хорошо его знал. Он знал все старые песни. — Если ты проверишь мои удостоверения личности, то ничего, кроме «Дениз Шуновер», не обнаружишь. Я видела тебя на богослужении.
— Я тебя не видел.
— Я умею оставаться невидимой, — сказала она. — Прием, которому один человек научил меня давным-давно. Прием оставаться неопознаваемой. — Она содрогнулась. Бобби читал, как люди содрогались — главным образом в скверных романах, но сам ни разу не видел. — А в толпе я умею стоять далеко позади. Бедный старый Салл-Джон. Помнишь его бо-ло?
Бобби кивнул и улыбнулся.
— Помню, как он захотел показать класс и закрутил его не только между руками и за спиной, а еще и между ног. И здорово врезал себе по яйцам, так что все чуть не умерли со смеху. Тут прибежали девчонки — и ты в их числе, я совершенно уверен — и начали спрашивать, что случилось, а мы не говорили. Ну и злилась же ты!
Она улыбнулась, ладонь поднялась к губам, и в этом старом жесте Бобби со всей ясностью увидел девочку, которой она была.
— Откуда ты узнала, что он умер?
— Прочла в нью-йоркской «Пост». Один из жутких заголовков, на которых они специализируются — «ЗАТОР», — и его фотографии. Я живу в Покипси, куда «Пост» поступает регулярно. — Она помолчала. — Я преподаю в Вассаре.
— Ты преподаешь в Вассаре и читаешь «Пост»?
Она с улыбкой пожала плечами.
— У всех есть тайные пороки. А ты, Бобби? Ты прочел об этом в «Пост»?
— Я «Пост» не получаю, меня известил Тед. Тед Бротиген.
Она молча смотрела на него, и ее улыбка угасала.
— Ты помнишь Теда?
— Я думала, что осталась без руки, а Тед излечил ее, как по волшебству. Конечно я его помню. Но, Бобби…
— Он знал, что ты будешь здесь. Я сразу же так подумал, когда вскрыл посылку, но так и не поверил, пока не увидел тебя тут. — Он потянулся к ней и с детской непосредственностью провел пальцем по шраму на ее лице. — Лос-Анджелес, верно? Что произошло? Как ты выбралась?
Она покачала головой.
— Об этом я не говорю. Я ни разу не заговорила о том, что происходило в том доме, и не заговорю никогда. То была другая жизнь. То была другая девушка. И та девушка умерла. Она была очень юной, очень идеалистичной, и ее обманули. Помнишь человека с картами в Сейвин-Роке?
Он кивнул, чуть улыбнулся и взял ее руку. Она крепко сжала его пальцы.
— Вверх-вниз, понеслись, туда-сюда, смотри куда, все по мерке для проверки. Его звали Макканн или Маккозленд, или еще как-то так.
— Имя не важно. А важно то, как он все время внушал тебе, что ты можешь выиграть. Верно?
— Верно.
— Та девушка связалась именно с таким человеком. С человеком, который всегда умел двигать карты чуть быстрее, чем его считали способным. Он искал сбитых с толку, рассерженных детей, и он их нашел.
— У него был желтый плащ? — спросил Бобби, не зная, шутит она или нет.
Она поглядела на него, чуть сдвинув брови, и он понял, что вот этого она не помнит. Да и рассказывал ли он ей о низких людях? Наверное, да. Ему казалось, что он рассказывал ей практически обо всем, но она не помнила. Возможно, то, что произошло с ней в Лос-Анджелесе, прожгло несколько дыр в ее памяти. Бобби понимал как могло произойти такое. И ведь она тут не исключение, верно? Многие их ровесники очень старались позабыть, кем они были и во что верили в годы между убийством Джона Кеннеди в Далласе и убийством Джона Леннона в Нью-Йорке.
— Не важно, — сказал он. — Продолжай.
Она покачала головой.
— Я уже сказала все, что собиралась сказать об этом. Все, что могу сказать. Кэрол Гербер умерла на Бенефит-стрит в Лос-Анджелесе. Дениз Шуновер живет в Покипси. Кэрол ненавидела математику, не была способна разобраться даже в десятичных дробях, но Дениз ПРЕПОДАЕТ математику. Как же они могут быть одной и той же? Нелепое предположение. Дело закрыто. Я хочу знать, при чем тут Тед. Он ведь не может быть еще жив, Бобби. Ему было бы за сто. И много за сто.
— Не думаю, чтобы время имело особое значение для ломателя, — сказал Бобби. Не имело оно особого значения и для WKND, где Джимми Гилмер пел теперь о «Тростниковом шалаше» под гудящий аккомпанемент чего-то вроде окарины.
— Ломатель? Но что…
— Не знаю, и это не важно, — сказал Бобби. — А важно, думаю, вот что. Так что слушай внимательно, ладно?
— Ладно.
— Я живу в Филадельфии. У меня чудесная жена, профессиональный фотограф, трое чудесных взрослых детей, чудесная старая собака с плохой спиной и хорошим характером и старый дом, который все время отчаянно нуждается в ремонте. Моя жена говорит, что раз дети сапожника всегда бегают босиком, то в доме плотника всегда течет крыша.