Выбрать главу

Гитлеровцы шли согнувшись, полукольцом охватывая танк, чтобы подойти к нему одновременно с трех сторон. Двигались они сначала медленно, все ускоряя и ускоряя шаг, затем побежали.

Спаренный и курсовой пулеметы застрочили одновременно. Фашисты бежали и падали, вставали и снова бежали. Однако ряды их редели, бег застопорился, будто споткнувшись обо что‑то, положенное поперек их пути. Наконец, те, что остались, залегли, а потом, шлепая по грязи и мокрому снегу, начали откатываться.

Тимофеев дал команду прекратить огонь. Он решил, что можно пока передохнуть. Но тут Чернышев, дежуривший у кормового пулемета, крикнул:

— Группа противника с тыла!

— Бей, Паша, чего смотришь?! — ответил Тимофеев, повернув перископ. Кормовой пулемет дал длинную очередь и, разрядив полдиска, замолчал, словно поперхнувшись.

— Что за задержка?! —с отчаянием в голосе воскликнул Тимофеев, наклонившись чуть ли ни к самому уху Чернышева.

— Двоих остановил, а третий — в «мертвом пространстве». — Громко ответил Чернышев.

Тут же они услышали, как на левом крыле танка против револьверного отверстия заскреблись кованые сапоги. Бросать гранату поздно: немец был уже на танке. Он пытается взобраться на башню — люди в машине слышат это отчетливо. Сейчас поползет. Тимофеев, выбив заглушку револьверного отверстия, дважды выстрелил. За бортом послышался отчаянный вскрик, хриплый стон. Что‑то мягкое и тяжелое плюхнулось в грязь.

— Не мешало бы и гранату для верности, — как бы рассуждая с самим собой, заметил Останин и, не дожидаясь разрешения командира, выхватил из кармана гранату, приоткрыл люк и выбросил ее за борт.

— Вот теперь совсем другой компот, фриц в перевязке нуждаться не будет, — подытожил он, когда за бортом раздался глухой взрыв.

— Считай, десятка полтора их полегло сегодня. Неплохо, очень неплохо, ребята, — похвалил бойцов Тимофеев, когда кончился бой.

— Хватит им теперь работы до утра. Намотаются, бедолаги, пока убитых и раненых по грязи будут выво–зить, — приосанился Останин. — Ничего, пусть привьь кают.

С продуктами и боеприпасами теперь стало лучше. Чирков, освоив «дорожку», еще несколько раз ходил к своим и всегда возвращался с вещевым мешком, наполненным продуктами и ручными гранатами.

Несколько раз его подменял сержант Григорий Батыгин — танкист из другого экипажа, который добровольно вызвался помочь товарищам. Почувствовал себя лучше и Горбунов, хотя ноги все еще не позволяли ему занять место у орудия. Эту обязанность выполнял старшина Останин. Фашисты от своего бессилия приходили в ярость.

Атаки не прекращались ни днем, ни ночью. Фрицы изматывали танкистов артиллерийским и минометным огнем, но заставить экипаж покинуть машину они так и не смогли.

Наступили семнадцатые сутки. После двух морозных дней снова началось потепление. С моря подул влажный весенний ветерок. А когда стало вечереть, небо очистилось от рваных туч, и на его темно–голубой лазури одна за другой замерцали звездочки.

— Ночь будет светлая, сегодня вылазка не удастся, — проговорил Тимофеев, наблюдавший в перископ.

— Не беда, проживем как‑нибудь, запасы еще есть. А вот поспать было бы не так уж плохо, — щурил глаза Останин. — Пора бы фрицам и честь знать: сегодня мы три атаки отбили, довольно с нас. А, братцы?

Точно выполняя заказ танкистов, немцы в эту ночь особой активности не проявляли. Лишь изредка подсвечивали ракетами.

К полуночи дежуривший у приоткрытого люка Чернышев заметил медленно двигавшуюся по земле тень. Он легонько толкнул Тимофеева. Лейтенант нехотя поднялся.

— Что, опять идут?!

— Кто‑то ползет к нам.

— Один?

— Пока вижу одного.

— На, возьми. — Тимофеев сунул в руки Чернышеву гранату; другую зажал в своей руке.

Останин, дремавший у орудия, встрепенулся, потянулся к пулемету.

— Лезут, товарищ лейтенант?

— Пока, Саша, еще не ясно. Кто‑то ползет к танку с левого борта.

Тень человека нестерпимо медленно приближалась.

— Кажись, свой, — вполголоса сообщил Чернышев, — на спине какой‑то груз, не немцы же с гостинцами к нам.

— Свой, — послышалось вскоре из‑за левого борта. — Это я— Батыгин.

Чернышев откинул крышку башенного люка.

— Получайте, — опуская в люк вещевой мешок, тихо сказал Батыгин, шаркая подошвами сапог по крылу танка, — тут вам и еда, и гранаты, и даже фронтовая газетка. Да еще весточку имею.

— Спасибо, друг, давай скорее выкладывай свою весть, ежели она добрая, — Тимофеев принял у него мешок и осторожно опустил вниз.