Скоро языки пламени забегали по моторной перегородке, пробиваясь в боевое отделение танка. Двигатель заглох. Машина горела.
Шустрые бахромистые огоньки распространялись с нагловатой пронырливостью, подбираясь к боеприпасам. Горячев выпустил длинную пулеметную очередь, соскользнул с сиденья и, стараясь быть спокойным, скомандовал:
— Срочно всем оставить танк!
Привычным движением руки он откинул крышку люка. В машину ворвался свежий воздух. Огонь мгновенно охватил пропитанный маслом брезентовый коврик на днище, лизнул засаленный комбинезон заряжающего и змейкой побежал по нему вверх. Сорвав с головы танкошлем, Горячев несколькими быстрыми лихорадочными ударами сбил пламя с комбинезона, а в следующее мгновение его сильные руки подхватили раненого, подняли его и вытолкнули через люк из танка.
— Отходи как можно быстрее в балочку, не то огонь доберется до баков, будет поздно, — крикнул он товарищу.
Обернувшись к механику–водителю, лейтенант заметил сквозь темную занавеску дыма, что тот, наклонившись набок, почему‑то копошится у открытого переднего люка. Офицер быстро пробрался в носовую часть, крепко, обнял механика за плечи и, напрягая голос, крикнул в самое ухо:
— Товарищ сержант, чего замешкались, выполняйте приказ! Немедленно оставить машину!
Механик быстро повернулся к командиру. Его глаза встретились с глазами лейтенанта, затем взгляд скользнул куда‑то вниз, и Горячев заметил в его поднятых руках сумку с ручными гранатами. Офицер взял ее себе, помог сержанту протиснуться через узкий передний люк и подал ему гранаты.
Теперь в танке остался один Горячев. В боевое отделение с торжествующим треском пробивалось пламя. То мгновенными наскоками, то медленно, с осторожностью подкрадывалось оно к оставшимся снарядам и пулеметным дискам, каждую секунду грозя взрывом. Лейтенант, метнувшись к пулемету, начал торопливо снимать его. Раскаленный воздух вихрем крутился вокруг, залезал под тужурку, обжигал спину, грудь. Огонь жег лицо и руки. Горячев быстро снял пулемет, сильным толчком послал его на носовую броню и уже собирался покинуть машину, как вдруг вспомнил, что при пулемете всего лишь один диск. Глубоко надвинув на глаза шлем и вдохнув полную грудь воздуха, он снова бросился в объятое пламенем боевое отделение. Прикрыл лицо рукавом кирзовой тужурки, ощупью добрался до боеукладки, схватил четыре уже нагревшихся пулеметных диска и метнулся к открытому люку.
Когда он спрыгнул на землю и начал с одежды сбивать пламя, раздался сильный взрыв — взорвался бензиновый бак. Из люков выбросило громадные фонтаны пламени и клубы черного, как сажа, дыма. Упругая волна горячего воздуха сильно толкнула в спину. Сверху неистовым фейерверком падали горящие капли бензина.
Глубоко вздохнув, лейтенант подхватил пулемет, в несколько прыжков достиг небольшого бугорка и упал перед ним лицом вниз. Выдыхаемая землей испарина охладила обожженную кожу рук, освежала лицо. Осторожно приподняв голову, он увидел, как быстро оживали развалины. Ободренные гибелью танка, гитлеровцы выскакивали из укрытий и, стреляя на ходу, бросились в контратаку. Над головой лейтенанта скрестились нити автоматных трасс. Пули то справа, то слева с визгом рвали землю на холме бугорка, оставляя там заметные оспины. Широко раскинув ноги, он поудобнее улегся на разжиженную землю, до боли в ключицах прижался к плечевому упору пулемета и резко нажал на спуск. Пулемет залился длинной очередью. От его отдачи мелкой дрожью забилось распластанное тело лейтенанта. За три очереди он расстрелял весь диск и, лишь убедившись, что гитлеровцы повернули вспять, снял палец со спуска.
В сотне метров впереди, там где легла первая пулеметная очередь, валялось несколько фигур в серо–зеленых шинелях.
— Ну, что, гады, получили! — Зло прокричал Горячев, и, оглянувшись, вытер рукавом грязные капли пота с разгоряченного лица. Он увидел, как от горевшего танка, то падая, то поднимаясь, бежал к нему солдат. В руках у него что‑то чернело. Лейтенант следил за его отча–янными бросками и никак не мог понять, что ему тут понадобилось. Вот солдат опять поднялся, и сделав несколько прыжков, упал, залег, однако не двигался больше. Горячев проследил за ним еще с минутку и понял, что он уже больше не поднимется.
Позади, там где неподалеку залегла цепь нашей пехоты, редкими искорками вспыхивали выстрелы, а метрах в тридцати левее горел его танк. Из открытых люков, как из гигантского кузнечного горна, взмывали вверх, бились багрово–красные языки пламени. К небу тянулись клубы иссиня–черного дыма. Внутри машины беспрерывно трещали патроны, изредка, тяжело ухая, рвались снаряды. И каждый раз, когда раздавался их упругий вздох, пламя высоко подскакивало и как бы выплевывало наружу искореженные куски листового металла, остатки догоравшего снаряжения да серые хлопья пепла.