Выбрать главу

В комнату с грохотом вскочил боец в помятой шинели — видно, спал — и замер перед командиром, приложив руку к пилотке.

— Товарищ подполковник! По вашему приказанию…

— Проведешь капитана в батальон и сразу назад. Ясно? — И, обращаясь к Верховцеву, сказал уже официально: — Я вас больше не задерживаю. Желаю успехов!

Вначале Верховцев и связной шли по шоссе, лишь кое-где меченному снарядами. Миновав реденький кустарник, свернули на тропинку, петляющую во ржи.

— Прямиком не пройти. Косит немец — спасу нет, — пояснил боец. Коренастый, несколько кривоногий, он шел не спеша, поглядывая в сторону леса. Там все отчетливей слышались пулеметные и автоматные очереди, с противным взвизгиванием поблизости шлепались мины. Верховцев невольно втягивал голову в плечи, досадуя, что рожь на этом участке уродилась низкая, по пояс.

Внезапно связной сильным толчком свалил Верховцева с ног и с размаху упал на него, плотно прижав к земле. Верховцев еще не успел сообразить, что произошло, как раздался протяжный, нарастающий свист, сухой злой разрыв хлестнул по голове, и черная земля, перемешанная с ржаными стеблями, взметнулась вверх.

Переждав с минуту, боец приподнялся и, отплевываясь и вытряхивая насыпавшуюся за ворот землю, словно извиняясь, проговорил:

— Сердитая, стерва. Не ушиб я вас?

Подавив дрожь, вызванную разрывом мины, Верховцев встал:

— Пожалуй, могли богу душу отдать. Ты, вижу, бывалый.

— На финской обучался. Наука там добрая была!

Пологой лощиной вышли к развилке. В кирпичной сторожке на снарядном ящике сидели командир батальона Бондарев — высокий, могучего телосложения русак с бритой, как у Котовского, головой, и адъютант старший — низенький, тощий Рябов.

— Вовремя поспел, Верховцев! — с полным ртом промычал Бондарев. — А мы тут кашу расхлебываем, — и кивнул бритой головой в сторону противника. — Бери ложку, подсаживайся. Как там в дивизии? Какие прогнозы?

Но Верховцев не успел ответить. В сторожку стремглав вскочил красноармеец:

— Танки!

Сразу, словно по команде, послышалась винтовочная стрельба, остервенело застучал пулемет. Бондарев и Рябов бросились в угол, схватили по связке гранат и как были, без фуражек и ремней, выскочили наружу. Совсем близко разорвался снаряд, сторожка наполнилась пылью, висевшая на одной петле дверь с грохотом упала на пол. Верховцев, вынув из кобуры «ТТ», шагнул через порог. И сразу увидел: метрах в ста, по направлению к шоссе, полз пятнисто-грязный, лягушечьего цвета танк, угрожающе поводя выдавшимся вперед хоботом.

Верховцева охватило чувство, подобное тому, какое испытывает человек, вернувшийся к себе домой и обнаруживший, что там хозяйничает чужой, непрошеный, незваный.

И, может быть, потому, что вокруг сиял солнечный день, золотилась наливающаяся рожь, легкие облака, как жюльверновские парусники, проплывали в вышине, вид этой вражеской машины казался невыносимым. В душе была твердая уверенность: «Нет, не дадим ей ходу на нашей земле!»

Так оно и получилось. Танк вздрогнул, словно наткнулся на что-то невидимое, осел, из-под гусеницы вырвался клуб желтого дыма. Собравшись с силами, он протащился еще метров пять, пытаясь развернуться, но дым повалил гуще, и машина остановилась. Пригибаясь, к танку побежали наши бойцы. Один из них, высоко взметнув руку, швырнул гранату. Танк накренился, и пламя бледным от солнечного света языком лизнуло броню.

К Верховцеву подошел Бондарев. Он тяжело дышал, широкая грудь подымалась высоко и часто.

— Наглые, черти. Лезут, как очумелые. — И, отдышавшись, добавил: — Ну, о поездке потом расскажешь. А сейчас в роту. Командуй. Заповедь одна: без приказа — ни шагу назад. Ясно?

Наклоняясь ко ржи, уже побитой и помятой, как на току, Верховцев рысцой побежал к опушке леса, где оборону держала его рота. Два взвода, Окуня и Витенкова, окопались во ржи, третий, Савина, в густом орешнике.

Лейтенант Окунь, замещавший Верховцева, коротко доложил обстановку: потери пока небольшие — двое убитых, пятеро раненых. Настроение боевое. Бойцы спрашивают: когда вперед?

— Пойдем, пойдем вперед. Это Гитлер внезапностью воспользовался, — убежденно проговорил Верховцев.

В том, что война началась так неудачно только на участке полка или дивизии, в том, что наши войска пойдут вперед и будут бить врага на его территории, Верховцев ни на секунду не сомневался. Еще с детских, с пионерских лет верил крепко: «Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!»

— А отходить не придется? — неожиданно спросил Окунь и с тоской посмотрел на золотую, освещенную солнцем рожь, на белесое небо над ней. — Говорят, немецкие танки прорвались справа, — угрюмо добавил он и почему-то оглянулся.