— Будь ласка, товарищ капитан. Вторым номером можно, а то Грицько больше по воробьям бьет.
Вересока, маленький и юркий, подмигнул:
— Дуже добре с таким пулеметчиком воевать, як Данько! Воды не треба. Вин речи произносит — хоть кожух заливай.
Верховцев лег на траву у пулемета, закурил. Рядом с этими неунывающими ребятами спокойней и легче было на душе.
Уже пошел четвертый час, когда на шоссе снова появились танки. За ними с автоматами на груди двигались пехотинцы. Танки ползли медленно, веером охватывая рощу. Через связного Верховцев передал приказание наводчику: подпустить врага поближе и бить только наверняка.
Гитлеровцы осторожно приближались к рощице. Даже ожесточенная бомбежка, перепахавшая все окрест, не могла убедить их в безопасности.
Наводчик наметил танк, который шел чуть наискосок. Первый снаряд разорвался сзади танка, слегка лишь качнув его. Второй попал в цель. Машина, ерзая на гусеницах, начала разворачиваться. Вот-вот повернут назад и остальные. Но они рванулись к опушке, где стояло орудие. Наводчик успел сделать еще один выстрел. Передний танк завертелся, а два других ворвались на огневую позицию орудия. Один из них с ходу опрокинул орудие и настиг наводчика. Взад-вперед проехал он по наводчику, словно боялся, что тот, раздавленный и вмятый в землю, снова поднимется.
В ту же минуту Верховцев увидел, что к танку со связкой гранат ползет Витенков. Метрах в шести от машины лейтенант поднялся и швырнул гранаты. Тяжелая машина дернулась, осела и тупо уставилась жерлом орудия в землю. Два других танка, взвыв моторами, круто развернулись, ринулись к шоссе и ушли, прикрывая бегущих автоматчиков.
Снова стало тихо. Но теперь тишину уже не нарушали ни птицы, ни голоса бойцов. Верховцев пошел по роще. Из рвов, окопов, воронок при его приближении поднимались красноармейцы: грязные, в крови, в порванных гимнастерках. Витенков с головой, перевязанной обмоткой, сидел на зарядном ящике и жадно пил воду из фляги.
— Тяжело, Гоша?
Лейтенант виновато посмотрел на Верховцева, попытался улыбнуться, но только болезненно скривил рот.
— Ни-че-го! Людей мало, а то бы продержались…
— Продержимся! Иначе нам нельзя, — сказал Верховцев, хотя и сам не знал, как это можно сделать с горсткой до последней степени измотанных бойцов, без пушек, без боеприпасов. И спохватился: где же Чукреев? Верховцеву казалось, что политрук продержится дольше их всех, значит, надо еще раз напомнить ему: до восемнадцати часов!
С резким свистом пронесся над головой снаряд: теперь начался артиллерийский налет. Дерн, щепки, ветви — все полетело вверх. Методически, настойчиво, не жалея снарядов, немцы выколачивали все живое на жалком и без того истерзанном клочке земли.
У Алексея Верховцева было одно желание: пусть артналет продолжается до восемнадцати часов. Это будет означать, что они продержались. Капитан взглянул на часы: без пяти шесть. Осталось только пять минут! И в это мгновение тяжелый удар в затылок и спину бросил его на землю. Оранжевый нестерпимый свет залил глаза, оглушительный вой стал удаляться, стихать и наконец оборвался…
Ровно в восемнадцать артиллерийский обстрел прекратился. Внезапная, неправдоподобная тишина встала над землей. Чукреев с трудом выбрался из ямы, где застал его налет, и не узнал окружающей местности: ни одной уцелевшей березки, ни одного зеленого кустика, ни одного метра неизрытой земли.
Шатаясь, побрел по рощице, окликая лежащих на земле бойцов. Всего несколько человек поднялись на его зов.
— А капитан где? Искать Верховцева, — приказал Чукреев. Командира роты нашли полузасыпанным в воронке: он был без сознания. Вересока и Савченко взяли его на руки и спустились к реке. Голубоватая, она спокойно, даже величаво, текла в оправе зеленых, с желтой песчаной каймой, пологих берегов. Чукреев оглянулся. Сзади была истерзанная роща, и в ней навсегда оставшиеся товарищи. Политрук хотел что-то сказать, но из горла вырвался только хрип, и он махнул рукой. Вошли в реку. Брод был отмечен точно — вода доходила до пояса. Лишь изредка, на глубоких местах приходилось поднимать капитана на вытянутые руки.
Группа уже почти достигла противоположного берега, когда к переправе подъехали немецкие мотоциклисты и открыли автоматный огонь. Одна из очередей срезала Вересоку. Он взмахнул рукой, вскрикнул и, захлебываясь, скрылся под водой. Савченко с лицом, залитым кровью, еще несколько секунд удерживал капитана. Шедший сзади Чукреев подхватил Верховцева. Напрягая последние силы, он вытащил командира на берег, в камыши. Верховцев лежал неподвижно, но под левым карманом гимнастерки слабо, словно за глухой каменной стеной, вздрагивало сердце.