На опушке леса лейтенант приказал Усманову и Бредюку залечь в ров и прикрыть отход группы. Разведчики молча, не прощаясь, ушли. Только по их сумрачным лицам можно было судить, чего стоило это молчание. Всю дорогу они тревожно прислушивались к очередям ручных пулеметов Усманова и Бредюка: живы, дерутся…
Сначала умолк один пулемет. Может быть, кончились патроны? Потом замолчал и второй. Бойцы переглянулись, замедлили шаг. Северов остановился. Вернуться? Попытаться спасти товарищей. А задание? А «язык»? Сзади раздались два — один за другим — взрыва, и сразу стало тихо. Каждый понял: это гранаты Усманова и Бредюка. Не глядя друг на друга, бойцы быстро пошли к болоту.
Группа уже достигла брода, когда минометная батарея противника открыла огонь. Первые мины легли далеко впереди. Но, очевидно, брод у гитлеровцев был пристрелян. Вскоре мины стали шлепаться вокруг разведчиков.
— Быстрей! Бегом! — приказал Северов. Пригнувшись, он побежал к броду, но разорвавшаяся рядом мина швырнула его в сторону. Лейтенант упал в осоку, захлебываясь болотной водой. Архипов и Костров подхватили командира и бросились через болото. Теперь двигаться было во много раз труднее. Приходилось нести на плечах лейтенанта и подталкивать осоловелого от страха гитлеровца. А минометный огонь все усиливался. То и дело рвущиеся вблизи мины задерживали отход разведчиков.
Уже совсем рассвело, когда бойцы вышли в расположение своей части и доставили «языка» на КП командира батальона. Через час, бледный, ошеломленный случившимся, обер-лейтенант сидел в машине рядом с подполковником Грибовым. Машина мчалась по путаным фронтовым дорогам. Грибов торопил шофера, нетерпеливо поглядывая на часы и почти с нежностью — на пленного: задание командующего было выполнено!
XIX
Лейтенанта Северова положили в блиндаже санроты — везти в медсанбат уже не было смысла. Северов умирал. Один осколок мины перебил позвоночник, другой застрял в животе. Лейтенант лежал, запрокинув голову, и на землистом лице его уже по-мертвому заострился восковой нос.
Когда Верховцев вошел в блиндаж, Белова на коленях стояла перед умирающим, положив руку на его потный лоб. И ее рука казалась последней нитью, связывающей лейтенанта с жизнью, единственным, чем можно укрыть, защитить Олега от того страшного, что неумолимо надвигалось на него.
«Видно, и вправду любит», — подумал Верховцев и шепотом спросил:
— Ну как?
Белова не ответила, не повернула головы. Но раненый открыл глаза. Не узнавая, смотрел на майора, потом судорога прошла по лицу, он отвернулся и застонал. Галя поднялась с колен, блеснула измученными глазами, сказала голосом, которому невозможно было не повиноваться:
— Уйдите! Он не хочет вас видеть.
Верховцев с недоумением посмотрел на Белову. В черных, ввалившихся глазах девушки, освещая ее бледное лицо, горела ненависть.
«Бред какой-то, — думал Верховцев, выходя из блиндажа. — Только добра хотел я. Не место ей было во взводе. А любовь? Откуда я мог знать, что у них такая любовь. И вот теперь он умирает, а она ненавидит меня, словно я виноват в его смерти».
В штаб Верховцев вернулся не в духе. Как всегда, навалилось много разных спешных, неотложных дел, и вдаваться во все тонкости психологических переживаний не было времени. Все же перед глазами то и дело возникал блиндаж, мертвеющее лицо Северова, измученные глаза Беловой.
«Черт знает что такое!» — отмахивался он от назойливых воспоминаний. Но против воли уже шевелилось в душе сомнение: не допустил ли ошибку? Без умысла, не по злой воле, но все же причинил горе молодым людям. И главное, поправить ничего нельзя, как нельзя снова заставить биться остановившееся, мертвое сердце.
Вечером адъютант старший доложил Верховцеву, что лейтенант Северов скончался. Хотя Верховцев ждал этого сообщения, все же оно горько напомнило сцену в блиндаже.
— Дайте мне домашний адрес Северова, я напишу письмо его родным.
— Родня у него небольшая — одна мать. Ни жены, ни детей. — И Орлов не то с грустью, не то с завистью добавил: — Таким хорошо умирать!
Верховцев задумался: «Таким хорошо умирать!» И он теперь одинокий. Значит, и ему будет хорошо умирать. Орлов, взглянув на командира, спросил участливо:
— Устали, товарищ майор?
Верховцев поднялся:
— Этой девушке, что во взводе жила, Белова, кажется… Может быть, ей что-нибудь нужно… одним словом… сделайте для нее все необходимое.