В кабинет вошло несколько воинов в тонированных шлемах.
— К сожалению, мистер Берт, нам придется продолжить наш разговор в другой раз… Уведите его.
Потрясенному негру двое солдат помогли подняться и вывели его из комнаты.
— Доктора Антрэ уже нашли?
— Да, сэр. Его провожают сюда.
— Хорошо, — еле слышно произнес хозяин и внимательно посмотрел на Рогнара. — Тебя нужно было уничтожить сразу. Доктор был прав…
И добавил уже значительно громче:
— Убейте его.
Гудящий от напряжения сгусток энергии радостно покинул сковывающее дуло винтовки и, не успев как следует насладиться свободой, вонзился в грудь Рогнара. Броня не смогла бороться с такой мощью и сразу уступила. Рогнар, не удобно подогнув ногу, упал на спину, дернулся и затих.
— Ну, вот и все, — пробормотал Браун.
— Ну, вот и все, — как эхо повторил Антрэ, въезжая в кабинет.
— Оставьте нас, — скомандовал остававшимся воинам хозяин.
— Тело в мою лабораторию, — уточнил доктор.
Когда за солдатами закрылись двери, Браун и Антрэ сидели молча.
— Жаль… — первым нарушил молчание Антон. — … Мы потеряли всех подопытных.
— Угу, — мрачно согласился Клод.
— Я захватил конвиктский корабль…
— Да? — без особого интереса спросил доктор.
— Я улетаю на Новую Океанию… Дела… Попробуй вытянуть что–нибудь полезное из этого… тела.
— Хорошо, — бесцветно сказал док.
Он думал о том, что если догадка верна, получит то, о чем так давно мечтал — Бессмертие. И тогда Браун ему больше не нужен. Да и эта затея с Конвиктом ему уже совсем не нравилась. Браун становился опасным. Браун для него перестал существовать. Конечно, если догадка верна…
5. Матиуш Карриот:
Редкие обрывки облачков догоняли вчерашнюю грозовую тучу. Было настолько неприлично голубое небо, что это вызывало недоумение. И как это природа осмелилась такое вытворять после недавнего ливне–грозового сумасшествия.
Природа не хотела отвечать на мои вопросы. Необычайно тихо, даже ветра не было. И если бы не грубые сталенитовые решетки на окнах…
— Эй, Карриот, — послышался позади наглый голос ублюдка, уже почти месяц мозолившего мне глаза. — Слезь с подоконника. В окно смотреть запрещено!
— Прямо как в сказках, — как бы сам себе проговорил я, стараясь, что бы тот, кто стоял в дверях камеры отчетливо услышал каждое слово. Он мне надоел и я решил, что с меня хватит. И что от припадка неудержимого бешенства меня может удержать только немедленная смена обстановки. — Жабы со мной уже разговаривают… Да ладно бы была царевна–легушка, так нет. Просто жаба! Обидно!
— Что ты сказал? — взвился придурковатый надзиратель — десантник.
— Я говорю, что если ты не хочешь, чтобы я смотрел в окно, так иди и сними меня отсюда!
Я думал он не рискнет и в это утро. Уже целую неделю я испытывал его терпение и гордость. Однако эта сволочь только яростно пыхтела, ругалась и дальше порога не двигалась. Приятно конечно, когда мое спецподразделение и меня лично так уважают, но… У меня не было ни малейшего шанса выйти из камеры, если он и дальше вел бы себя подобным образом. Хоть плюй в глаза — все Божья роса.
Слава Богу, на этот раз его все–таки проняло. Конечно, заходить одному ко мне в камеру он не рискнул. Слава специального отряда охраны Президента сослужила мне плохую службу. Впрочем, я был готов к этому, меня только немного беспокоило, на сколько же долго он будет бегать за подмогой. Все–таки я был уже далеко не мальчик, и перспектива провисеть над дверью на стене, держась только кончиками пальцев рук и ног, целый час, меня не привлекала.
Мою охрану подвела не плохая выучка и не привитая в армии несусветная тупость. Всему виной была военная психология. Каждое военное подразделение, тем более такое, как гвардия, стремится привить своим солдатам сознание исключительности, элитности. За годы службы эта глупая идея плотно укореняется в маленьких мозгах дуболомов–суперменов. А тут такой замухрышка, как я открыто чихает на их гонор. Нет. Этого они долго выдержать не могли. Чего я и добивался.
Их оказалось всего трое. Все–таки они так и не смогли поверить, что на каждого льва найдется укротитель. Заранее предвкушая расправу, быстро отключили сигнализацию и, потрясая дубинками, вбежали в камеру. Еще пушки с собой взяли…
На их месте я бы дико закричал. Во всяком случае, поднял бы тревогу! А так, я падаю сверху и сразу вырубаю одного, а другие с открытыми ртами смотрят. И хоть бы пискнули. Правда, когда второй улегся рядом с первым, последний, кажется, это оказался мой злосчастный надзиратель, все же попытался крикнуть. Это делает ему честь, армия выбила еще не все мозги из его головешки.