Макфлай так вдавил педаль акселератора, что железо жалобно пискнуло. Багги стремительно скатилось с горы и, поднимая тучи снежной пыли, ринулось в город.
У самых первых строений Спайк притормозил. Нельзя было двигаться быстро, не рискуя разбиться в одной из воронок или не наезжать на трупы. От сладковатого запаха горелого мяса у меня кружилась голова. Спайк тоже не слишком хорошо себя чувствовал, но все же предпочитал ехать медленно, объезжая воронки и трупы.
В близи развалины выглядели еще ужаснее. Черные разводья сажи на остатках домов походили на выступившую из ран кровь. Слезы катились из глаз капитана, иногда он отпускал руль и вытирал их. Иногда колотил своими чумазыми руками по рулю, громко ругался и клялся отомстить виновнику этих бедствий. Во время одного из таких приступов мы выехали на городскую площадь, где на закате нас делили между собой баггмены. Теперь на краю площади, у стены, горел костер, и вокруг него сидели люди. Чуть дальше поднимался столб дыма от еще одного, не видимого за грудой обломков.
Спайк, ожидавший увидеть что угодно, только не это, так резко затормозил, что я рассекла бровь об острую грань рамы. Правда заметила это уже много позже. Была слишком возбуждена, чтоб отвлекаться на пустяки.
Люди у костра ждали нас. Шум мотора слышно было далеко в этом городе мертвых. Нам навстречу встали двое. Баггмен и домкр, оба вооруженные до зубов.
Спайк тяжело выбрался из машины и, сутулясь, пошел к людям. Я поспешила за ним.
— Что это было? — проговорил он словно чужой, остановившись шагов за пять до людей.
— Мы не знаем, капитан. Это было как в сказке: богатырь на ковре самолете мечущий молнии на грешников! — ответил баггмен.
Что–то вертелось у меня в голове. Что–то очень важное, но, сколько я не морщила лоб, мысль не приходила.
— Подробнее, — угрюмо пробурчал Спайк.
Из–за стены вылез растерявший все свои украшения колдун в скафандре. На удивление, молча подошел и сел у костра на брошенную кем–то канистру.
— Здоровенная лодка, по форме похожая на детский бумажный самолетик кверху ногами, а на ней, как на ковре–самолете, стоит мужик. Весь светится и пускает молнии. И пули от него…
И тут я вспомнила! Реутов говорил мне о своей звездной лодке, о своем суперпанцире…
— Второй! — испуганно выдохнула я и тут все замолчали, на меня уставившись.
Я взглянула на Спайка, на оставшихся в живых жителей разрушенного города, на колдуна… Его лицо было белее снега. Тем более, что снег вокруг был серым от копоти.
— Что ты сказала, девочка? — проговорил баггмен таким тоном, каким говорят с сумасшедшими или детьми.
Он явно не принимал меня всерьез. А зря он это делал, потому что из–за нас с Реутовом город был снесен с лица планеты.
— Спайк, он искал нас! Он искал меня и Реутова! Спайк, я боюсь.
Наверное, у меня началась бы истерика, но я бросила взгляд на Кинга и, не в силах сдержаться, заорала:
— Смотрите, он боится! Это он навел Второго на ваш город. Это он виноват в смерти всех этих людей!
Крепкие руки прирожденных путешественников, пионеров Конвикта немедленно появились на плечах Кинга. Они не были уверенны в том, что я говорю правду, но колдун действительно выглядел не совсем уверенно. Тут же захотели разобраться.
— Колдун! Если она права, мы зажарим тебя живьем, — воскликнул Спайк. — Клянусь первым седым волосом! Если ты не сознаешься сам, мы будем тебя пытать!
Да, прямо скажем, куда не кинь везде клин. Выход оставался только один, тем более что колдун никогда не отличался смелостью. А вот работать языком он был мастер:
— А откуда она это знает? Ее обвинения не обоснованны! Пусть расскажет сначала она! — противным тонким, срывающимся от страха голосом, разбрызгивая слюни, завопил он.
— Нет! — сурово ответил бледный, как сама смерть Спайк. — Первым будешь говорить ты! Я прожил с этой девочкой и ее отцом под одной крышей половину ночи! Я верю ей, как самому себе. Позовите всех, кто выжил в этом пекле. Все должны слышать, что скажет этот ублюдок… Нам все–таки придется спросить его по–плохому…
Звать никого не пришлось. Сотни три оставшихся в живых горожан уже заняли места в партере этого театра.
— Это что, все? — воскликнул Спайк, обхватывая голову, и когда услышал молчаливый ответ, стон вырвался из его груди. Ноги не держали сгорбленное горем тело, он тяжело привалился к колесу своего багги и устало сказал: