Александр широко улыбнулся и отступил вглубь, приглашая нас войти.
— Да ладно тебе, Пахан, — наморщившись, воскликнул я. — Они такие же люди и враг у нас общий. Так что забудь о своих убытках.
— Ну, ты, фараон, — старик так распалился, что от него можно было прикуривать. — Ты там, в городе, по девкам бегал, а я здесь на вас, дармоедов, спину гнул. И не тебе судить…
— Ладно–ладно, Пахан, — я уже пожалел, что затеял этот спор.
— Но давай поговорим об этом, когда все кончится. Когда мы проучим этих завоевателей и их тупоголовых помощников!
Старик шумно выдохнул, влил в рот половину стакана прозрачного, как слеза, самогона, прополоскал зубы, проглотил и занюхал локтем.
— Возьми, дочка, бутыль в углу. Отнеси шоферам, замерзли поди, — смущенно, почему–то, сказал Пахан.
— Возьми небольшой стаканчик и раздай всем по одному. Я не хочу, чтоб они передавили всех кур в Сибири, — отчетливо, даже в том дальнем углу, где я сидел, прошептал Спайк.
— Молодец! — похвалил старик.
— Хорошо, — подал голос немного пьяный Берт. — Кому–то нужно съездить в Сибирь. Фермеры должны знать, кого они кормят.
— Пошли кого–нибудь со мной, капитан, — согласился Пахан. — Я съезжу. Меня они уважают.
— А я зайду к знакомым в городе, — проговорил, молчавший прежде, сын Пахана. — Я думаю, им тоже не понравится, что нами правят инопланетяне.
— Я тоже хотел бы увидеть некоторых офицеров стражи. Там служат не только идиоты.
— Неплохо было бы освободить землян до того, как все начнется, чтобы не было заложников…
— Неплохо было бы рассказать все охотникам из Ореховой долины и хоккайдцам, — часто дыша, подала голос прибежавшая с мороза Ларри.
— Это точно! Это дело касается всех!
— У меня триста двадцать одна машина. Я могу отправить десяток в Хоккайдо, десяток в Ореховую долину, а остальные встанут лагерем у южных ворот города. Как только лед в Импорте лопнет, мы входим в город! Так, что всем отрядам нужно спешить. Особенно тому, что отправляется в Хоккай—До.
— Тогда почему мы все еще сидим? — Берт встал и одел меховую куртку подаренную Паханом.
— Значит, кто не успеет до вскрытия реки, тот пропустит самое интересное! — подытожил Спайк. — Нужно спешить!
Пестрый лагерь на самой опушке Чужого леса постепенно разрастался, впитывая в себя все новые и новые отряды вооруженных людей. Суровые охотники из Ореховой долины быстро и умело ставили временные хижины для всех, кто в них нуждался. Хотя и выпячивали презрительно губы, если нуждающимися оказывались давние враги охотников — фермеры. Те, в свою очередь, недоверчиво бурчали, глядя на крошечный лагерь баггменов, но открыто не выступали. Баггмены же, скрипя сердце, раздавали всем оружие. Всем, включая фермеров.
Лагерь увеличился почти вдвое, когда подоспели деловитые шустрые хоккайдцы. Не обращая внимания на корявые шутки остальных конвиктян, они, весело щебеча что–то на своем языке, на глазах у вдруг притихшей толпы собрали из привезенных с собой деталей вполне работающий танк. На грубо склепанную, вращающуюся башню торжественно водрузили невесть как оказавшуюся на краю вселенной бластерную пушку. Так маленькие, вечно улыбающиеся хоккайдцы стали всеобщими любимцами.
Наконец, было решено, что кто не успел, тот опоздал и пора переходить от слов к делу. Тогда Пахан роздал остатки своих запасов спиртного, пара тысяч машин выпустили в подсвеченный рассветным солнцем воздух облако выхлопных газов, повстанцы разделили цели в городе. Деловито, с шутками и песнями, расселись по экипажам и самая первая в истории Конвикта свободная, дикая, не слишком доверяющая друг другу, армия двинулась к воротам в Шекхаус. И в этот самый момент скованная ночными морозами река вздохнула, словно давно поджидала выступления людей. По льду побежали молнии трещин, льдины с треском полезли одна на другую. Освободившаяся от своих оков Импорта понесла ненавистный ей лед в неведомые дали, к неведомому морю.
Единодушный рев восторга вырвался из десятков тысяч глоток одновременно при виде освобождающейся, так кстати, реки. Для тех, кто еще сомневался, это было последней каплей. Те, кто боялся, забыли о страхах. Все остальные были чрезвычайно обрадованы этому, во время случившемуся жесту природы.
У сторожевого холма армия умерила пыл и остановилась. Все были полны решимости довести начинание до победного конца, но необходимо было еще поставить в известность достойных людей в самом городе. Как не жгло руки оружие, но все–таки большинство согласилось со штатным говоруном Ореховой долины Родом Сантосом.