Однако все были счастливы. Люди пели на работе, и к концу одиннадцатых суток первый звездолет с двигателем Уве-3000 вернулся из серии испытательных полетов. Его назвали «Импорта» в честь реки, в которую упала большая часть того, что осталось от взрыва «Уве-1».
Сейчас «Импорта» до самого верха забита ящиками, коробками, контейнерами и прочими емкостями. Мы даже хотели оставить на планете люморей наши системы вооружений, чтоб забрать побольше техники, но командир взвода сопровождения, лейтенант Али Абдул, запретил. Слишком много вооруженных кораблей болталось вокруг, и слишком мало стоили наши жизни по сравнению с ценой двигателя Уве.
Выход, конечно же, нашли. Напряженность поля антимассы увеличили и особо тяжелое оборудование прикрепили к внешнему корпусу.
Все это жизненно необходимо. Автоматические линии по производству пластмасс и биовеществ. Горношахтные комбайны, металлообрабатывающие комплексы, оборудование высокой очистки металлов и прочее, прочее, прочее. Это конечно капля в море, и все–таки уже что–то. А того, что нам было необходимо больше всего, не купишь не за какие деньги. Больше всего нам не хватало людей. Может быть, заказанное ко времени второго торгового раута линия по производству роботов поможет в этом вопросе, но ведь кто–то все равно должен собирать умные машины.
Да, впереди еще много работы…
С этой мыслью и со стаканом в руке я уснул.
Мы, верно, сошли с ума, раз решили сделать такое с собой. Мы верно совершенно безумны, раз сделали… то, что сделали. Как подействовала на нас шаманская бурда? Что изменилось в нас? Какую роль в этом сыграло космическое излучение, свободно проникающее сквозь легкую броню фрегата? Что добавило к этому гиперполе? Вопросы, вопросы, вопросы. И нет ответов.
Я беременна, но никто кроме меня еще не знает об этом. Как повлияют наши с Рогом опыты на ребенка? Кем он родится? Монстром? Богом?
И как повлияет на этот комочек новой жизни во мне, да и на меня саму, новая доза неизвестного эликсира, которую мне только что вкололи?
Черные, на фоне вечно красного горизонта, зонтики одиноких деревьев давали приют многочисленным птицам и животным. Постоянно рассветное небо подсвечивало перистые облака, а там, за спиной глядящего из единственного окна на базе человека сквозь бледно бордовое небо пробивались искорки самых ярких звезд.
С холодных вершин южных гор, как из приоткрытой в зиму двери, стекали холодные потоки воздуха. Холодный ветер, по заведенному миллиарды лет назад порядку, заставлял неторопливо колебаться высокую бурую траву экваториально–терминаторного мира. Когда–нибудь, может быть, только через миллион лет холод пробьет себе дорогу в заснеженных кручах и тогда узкой полосе жизни, притулившейся между космическим холодом на юге и солнечной жарой на севере, придет конец. Однако пока в мире без дня и ночи, без восходов, и закатов каждый делал свое дело и не думал о смерти.
— Как это символично, — пробормотал, обращаясь к немому стеклу окна человек. — Вечно кровавый горизонт для института войны.
Это не было шуткой. Человек и не думал шутить. Он, всю жизнь занимающийся разработкой вооружений и способов убийства, ни чего кроме символизма в этом не находил. С его точки зрения так и должно было быть. Само расположение базы института должно было показать немногочисленным гостям всю серьезность намерений хозяина. Антон Браун всегда открывал это окно, когда в его кабинете были клиенты. Настоящие или потенциальные.
В этот раз он не знал, к какой группе посетителей причислить сидящего за его спиной мужчину. Это был представитель старого клиента. Двадцать с лишним лет назад Браун почти удвоил свое состояние, поставляя этому заказчику оружие со специальным сбоем наводящих на цель программ. Желания клиента — закон. Если клиент желает уничтожить большую часть гражданского населения планеты, то не его, Брауна, дело читать ему мораль. Было только три вещи, которые действительно трогали Антона Брауна: до состояния близкого к паранойи — собственная безопасность; деньги — любыми путями и долгая жизнь. Антон Браун хотел жить вечно. И ради этого он был готов пожертвовать первыми двумя страстями.