— Есть только одно «но», — сказал Болтун, тыча пальцем в небо. — Вся эта разношерстная компания, на первый взгляд, живущая по законам братства, внутри очень разнородна, со своими кланами, родами и группировками, объединениями, мелкими бандами. Даже если Барминтон убъёт Гривуза или Гривуз укокошит Барминтона, проигравшие найдут способ опротестовать результат поединка и в конечном итоге не откажутся от драчки, чтобы выбить друг другу мозги и выпотрошить внутренности. Я уж этот народец знаю…
— Значит, завтра на рассвете дуэль?
— Ага, на кинзи.
— А что это такое?
— Световые мечи, — пояснил Циклоп и брезгливо поморщился.
Гриз не признавал никакой другой вид холодного оружия, кроме тартала: такие мечи ковали только на Белом Камне древним секретным способом.
Болтун продолжил разглагольствовать о том, как завербовал команды четырёх кораблей из двадцати семи, уцелевших после штурма Харда. Он был так убедителен, так живописно красноречив в деталях и сравнениях, что у многих сложилось впечатление, будто тугу присягнула вся эскадра, а отказались только совершенные безумцы, которым это, естественно, выйдет боком.
— Их надо остановить, — неожиданно категорично заявил Рэм, имея в виду дуэлянтов.
Болтун запнулся на мгновение.
— Зачем, хозяин? Пусть дерутся. А с победителем я договорюсь, не сомневайтесь.
— Пиратов и лодок и так осталось с гулькин нос, а если они друг друга покромсают, то вся проделанная нами работа пойдёт насмарку.
— Чтобы остановить поединок, надо объявить карамолу, — сказал Хруст, и пираты вокруг него дружно загалдели. — Так положено по закону братства.
— Карамолу?
— Вы можете заявить свои права на адмиральство. В таком случае каждый из претендентов обязан сперва сразиться с вами.
— Отличная традиция! А главное, благородная! — воодушевился Циклоп. — Я разделаюсь с Гривузом и Барминстоном по очереди или сразу с обоими. Ради тебя, хозяин, не побрезгую осквернить руки презренным кинзи.
— Редкий случай, когда Лохматый говорит дело. Молодчина! — воскликнул Болтун. — Целиком и полностью поддерживаю гриза!
— Друзья, я не тщеславен, и мне всё равно, кому достанутся лавры победителя. Спасибо тебе, Циклоп, за преданность, но я на такое не подпишусь. Ещё не было случая, чтобы Рэм Полевой прятался за чью-нибудь спину.
— О, я понял вас, хозяин, — сказал Болтун с достоинством. — Момент, конечно, щепетильный, затронута честь и тому подобное. Поэтому вариант Лохматого отклоняется, мы берём мой вариант. Он прекрасен! Потому что разумен, остроумен и изящен. Детали я озвучу во всех подробностях. Надеюсь, никто не сомневается в моих дипломатических способностях? Я их уже продемонстрировал. Так вот, выдам секрет: пираты умеют слушать, а это, должен вас уверить, редкое качество в нашей жизни. Сейчас самая мелкая букашка-таракашка мнит себя чуть ли не пророком и начинает спорить, умничать, возвещать, сыпать банальностями, от которых у меня сводит скулы и ноет под ложечкой. О Тобу! Ну куда же ты лезешь, убожество, куда тебя несёт, когда такие мужи, как ваш покорный слуга, выходят на трибуну, чтобы делиться накопившимися за годы мытарств высокими думами, провозглашать великие истины и наставлять слепцов и глупцов на путь истинный…
Болтун заливался соловьём, а Рэм соображал: как бы друзья ни старались увести его от опасного решения, всё опять сводилось к нему.
— А как по правилам объявляется эта самая карамола? — спросил он Хруста, прерывая словесный поток Болтуна.
— Претендент должен бросить какой-нибудь предмет между дерущимися. Перчатку, камень, веточку, цветок — всё равно что…
— Ладно. Мне всё понятно, — казал капитан «Ласточки» и окинул взглядом свою разросшуюся команду. — Сейчас объявляю отбой. А рано утром отбываем на место поединка. Сколько туда лёту?
— Если встанем до восхода, то успеем вовремя, — заверил Хруст.
— Хозяин, что вы задумали? — в голосе Болтуна звенела тревожная нота.
— Пока ещё не знаю…
4
Гривуз возлагал все надежды на перемену погоды. Может, наконец устанет палить солнце, подует холодный ветер, набегут разбухшие тучи, жахнет гром, а лучше ураган с градом и молниями, и зальёт всё кругом бурлящими потоками ливневой воды. Как на Тритоне, где ураганы бывают пятьсот пятьдесят восемь дней в году. Вот тогда поединок перенесут, это уж точно. Нет, Гривуз не боялся. Со стороны он выглядел даже более самоуверенным и жёлчным, чем обычно. Но внутри недоумевал: как и когда он допустил досадный промах, из-за которого теперь приходится подвергать свою драгоценную жизнь глупому, неоправданному риску?