Торцевую стену загораживали останки робота-охранника — бесформенный кусок оплавленного железа, сдвинуть который Рэм бы не смог. К счастью, за ним был зазор, можно было всунуть руку и прощупать стену до основания. Но делать этого он не стал. Его внимание привлекла пентаграмма величиной с ладонь, расположенная на квадратном выступе. Когда от прикосновения к пентаграмме её лучи вспыхнули красным, в стене образовался проход. Рэм спрыгнул с груды железа и оказался внутри небольшого помещения, вроде шахты лифта, из которой поднималась винтовая лестница. Закручиваясь, лестница исчезала в темноте.
Рэм взял бластер на изготовку и зашагал по ступенькам. Наверху его ждало такое же небольшое помещение, освещённое обыкновенной электрической лампочкой в цоколе, подвешенном на длинном тонком проводе. Стены помещения покрывали линялые бумажные обои, в одном месте на жестяных скобах висело квадратное зеркало с отколотым краем, в паутине мелких трещин, словно перенесённое из далёкого пионерского детства. Поражённый увиденным, Рэм невольно взглянул на себя. В зеркале отразилось лицо с прилипшими ко лбу мокрыми волосами и запёкшейся на щеке кровью — посекло при взрыве, — и потёртый лётный комбинезон, давно утративший свой первоначальный вид. Часть помещения скрывала тёмно-вишнёвая бархатная портьера. Рэм откинул полог, сделал шаг и замер…
7
Первым был шок. Казалось, он попал в зал Эрмитажа. На стенах висели старинные картины, зеркала, гобелены, позолоченные бра. Колонны из белого мрамора подпирали высокий потолок, на котором порхали голенькие амуры и на ложе любви с томным выражением на прекрасном лике возлежала пышногрудая нимфа. Зал освещали две трёхъярусные люстры, их свет отражался в золоте, обилие которого подавляло и угнетало. В дальнем конце зала на изогнутых ножках возвышался малахитовый стол, заваленный книгами, журналами, кипами бумаг и какими-то техническими приспособлениями. Напротив стола, спиной ко входу, стояло существо в широком, ниспадающим до пола халате с восточным орнаментом. Поблёскивала лысина, обрамлённая кустиками сивых волос.
— Ну что стоишь как неприкаянный? Входи. Я давно тебя жду.
Существо обернулось, и в бледном пастозном лице Рэму почудилось что-то знакомое.
— Ну-ну, напряги мозги. Не узнал? Правда, встречались мы всего один раз. Но обстоятельства были уж больно динамичные, такие не забываются. Хорошо, даю наводку. Драка, КПЗ, ресторан Гликмана — паршивца эдакого, снова драка…
— Шрам? Ты?! — У Рэма отпала челюсть.
— Ну, это в прошлой жизни Шрам, а сейчас я Хон. Или как зовут меня местные уродцы — диктатор Хон. Я не возражаю. Кем я был на Земле? Всего лишь уголовником, бандитом с большой дороги, главарём ОПГ местного разлива. А здесь — диктатор целой планеты. Каков взлёт карьеры, а?
— Шрам! То есть, Хон… — Рэм всё ещё не верил своим глазам. — Но как? Как тебя сюда занесло?
— Так же, как и тебя — на летающей тарелочке. В парке…
— В парке? В каком парке?.. Подожди. Скажи мне сразу, где Геля? Она у тебя?
— Какая, к чёрту, Геля! Я не понимаю.
— Не дури, Шрам. Я шутить не намерен, — сказал Рэм и, мрачнея от нехорошего предчувствия, поднял оружие. — Если ты с ней что-нибудь сделал, я тебя убью!
— Ого-го! Полегче, парень. Ты не единственный, кто хотел меня прикончить. Но как видишь, я всё ещё живой.
— Это легко исправить. Говори сейчас же, где Геля! Где ты её прячешь?
— А-а! Я, кажется, начинаю понимать, о ком ты, — Шрам улыбнулся, обнажив ряд белых, как унитаз, идеально ровных зубов. — Хорошо. Успокойся, сейчас всё обсудим. Только для начала давай присядем. Как говорят у нас дома, в ногах правды нет.
Рэм кивнул. Шрам обошёл стол и опустился в высокое готическое кресло, в спинке которого поблёскивала корона, унизанная драгоценными камнями. Устроившись поудобней, бывший главарь ОПГ, а теперь знаменитый диктатор Хон, разместил руки на подлокотниках, для полноты картины в этот момент ему не доставало только царского скипетра и державы. Халат на груди распахнулся, и Рэм вновь засомневался, что перед ним тот самый Виктор Панаев, которого он знал по школе. Шрам был одет как участник косплея, в расшитую золотом лиловую рубашку со стоячим воротником, жёлто-сине-красные шарообразные панталоны и разноцветные чулки. Что в этом наряде он выглядел по меньшей мере смешно, а точнее глупо, никто, очевидно, ему не говорил.
Шрам взял паузу, полагая, что его вид произвёл сильное впечатление на Рэма, но не дождавшись ответной реакции, произнёс: