Рука невольно потянулась к сумке, где лежал подарок Шрама. Холод пробежал по позвоночнику, губы задрожали. Это он? Или кто-то другой залез в его оболочку, лишив памяти и веры? Стыд — жгучий, мучительный — ударил в грудь, как пуля. Рэм трижды крепко хлестнул себя по лицу, так что щёки загорелись, и наконец очнулся.
Он стоял на холме, поросшем низко стелющейся травой, и глядел на две уцелевшие башни крепости — в мутной дымке горизонта они казались миражом. В небе нещадно палило солнце. Бугристая, раскалённая полуденным зноем степь лежало всюду, куда хватало глаз. Рэм побежал. Всё быстрее и быстрее. Пот заливал лицо, дыхание тяжко вырывалось из груди, тело словно прибавило в весе. Но он бежал, хотя до лагеря было ещё очень далеко. Рэм чувствовал, как вместе с потом и силами из него выходит нечто скользкое, мерзкое, чужое, то, что на время завладело его сознанием, заставило жалеть себя и быть слабым.
Болтун увидел хозяина первым: Рэм спотыкался и едва не падал. У него подгибались ноги.
— Лохматый! Карау-у-ул! — завопил туг. — Спасай хозяина! — и бросился навстречу Рэму.
Циклоп, проявив удивительную при его габаритах ловкость, нырнул в кабину «Ласточки» и включил сканер. Но ничего, кроме сухого кустарника, рыжих камней, да пары длиннохвостых ящериц, гревших пузо на солнцепёке, не увидел. Хозяина никто не преследовал.
Переломившись пополам и уперев руки в бока, Рэм стоял посреди лагеря, хрипло дышал и сплёвывал тугую слюну.
— Хозяин, с вами всё в порядке? — спросил Циклоп, который успел вылезти из QR-4 и присоединиться к Болтуну. Туг наседкой бегал вокруг Рэма, озабоченно выискивая следы укусов или порезов.
— Лохматый, что за глупость ты спрашиваешь? Разве не видишь, хозяин задыхается!
Прошло минут пять. Рэм выпрямился, на раскрасневшемся лице глаза блестели здоровым, молодым блеском.
— Друзья, у нас всё готово к вылету?
Гриз и туг переглянулись и ответили хором:
— Давно.
— Ну так, летим!
— Летим? — переспросили оба.
— Конечно. К Жёлтому Закату!
* * *
«Летите, листья, шурша и кувыркаясь, гонимые ветрами, и донесите мою песнь! Летите, птицы, могучими крылами прокладывая путь туда, куда не долетят листья, и донесите мою песнь! Летите, звёзды, сверкая и лучась, по бескрайнему Бериану туда, куда не долетят птицы, и донесите мою песнь! О Великий Тобу! Даруй вдохновение рабу твоему, Торэнею Боти По, взявшему на себя благородный труд воспеть подвиги хозяина — беспримерного сдохнина и великого гимиди, покорителя Харда и верного рыцаря несравненной принцессы Ангелии с планеты Земля… А начну я песнь свою с истории о маленьком благородном сердце, избранном в верные помощники и спутники на великом пути. Истории о честном и преданном до последнего вздоха туге, прозванного Болтуном…»
Прочитав отрывок, Болтун облизал губы и закатил от удовольствия глаза. Быстрым движением взъерошил ладонью хохолок и вновь углубился в работу.
Идею туга заняться литературным творчеством по дороге к Жёлтому Закату все единодушно поддержали. Это обеспечивало некоторое время покоя. Когда нечем было заняться, у туга просыпался материнский инстинкт, который в отношении к Рэму приобретал какие-то запредельные формы. Рэм раздражался, прогонял Болтуна, и тот вымещал своё неудовольствие на Циклопе.
Пока «Ласточка» преодолевала расстояние до галактики Звёздного Оракула, каждый искал себе занятие по душе, чтобы заполнить медленно текущее время. Рэм увлёкся учёбой. Он продолжал осваивать секреты «грула», несмотря на то, что в отсеках QR-4 для этого было маловато места. Но большую часть времени он посвятил изучению навигации и управлению кораблём. Погрузившись с головой в занятия (Циклоп, как всегда, терпеливо и методично излагал сложный материал), Рэм не давал себе поблажек. Он всё ещё корил себя за слабость, которую считал предательством, ни больше ни меньше, и теперь наказывал себя работой. Когда голова пухла от избытка информации, Рэм делал перерыв, чтобы фехтовать или заниматься спортом. Он качал мышцы, поднимая тяжести или боксировал, для чего соорудил из тряпок спортивную грушу.