Примерно год тому назад на другом конце земли у моего отца случился инсульт. Бедный старик, всю жизнь разрабатывавший ракетные двигатели для Советского Союза, так и не смог смириться с крушением великой державы. Парализованный, прикованный к кровати, он видел в красочных снах полёт могучего «Бурана», железными крыльями пронзающего космос, и по его впалым щекам текли слёзы. Мать вытирала их и умоляла меня поторопиться, чтобы застать отца живым. Но я не поехал за границу. Во мне уже произошёл надлом. Такое случается сплошь и рядом. Я не исключение. Когда почва уходит из-под ног, когда рушится мир и вся его трагедия умещается в одном сердце — оно рвётся на части. Для меня остановилось время. Я потерялся. Потерялся в своей квартире, в своём городке, в своей стране, которую захватили предприимчивые люди, в мире, где алчность заслонило небо, а на звёзды смотрят только дети, астрономы и сумасшедшие мечтатели.
Я забыл себя, своё имя и даже внешность. Пробавлялся случайными заработками и все деньги спускал на водку. Моё сознание омертвело. И только когда напивался, оживал. Передо мной вставали фантастические картины, я видел пейзажи далёких планет, космические корабли, несущиеся по межзвёздным дорогам. Меня охватывал зуд сочинительства, и, схватив ручку и бумагу, я ночи напролёт писал, писал, писал…
Я представлял Рэма в рубке корабля, озарённым светом приборов и миганием стрелок пульта управления, в навороченном комбинезоне и шлеме, он улыбался и кивал мне. Но ни разу я не смог с ним поговорить. Корабль делал петлю, выбрасывая струю синего пламени, и исчезал, проглоченный ненасытной звёздной бездной.
Когда с хмелем проходила и моя творческая активность, я пробуждался, что всегда было ужасно. Едва сдерживая крик, я как безумный рыскал глазами по обшарпанным стенам квартиры, облупленному потолку с оголённой дранкой, по углам, где шевелилась паутина и дрожала мгла, по остаткам скудной мебели, в рваных ушибах и синяках времени, и медленно успокаивался. Видения таяли в мозгу, сменяемые унылой повседневностью.
* * *
Как-то раз зимой я встретил Комлева — мы учились в одной школе, только в параллельных классах. Вечером, после рабочего дня, случайно столкнулись в подворотне и оба смутились. Комлев громко, ненатурально рассмеялся, а я ответил ему кривым щербатым оскалом. От меня не ускользнуло, как поспешно он спрятал руку за спину, чтобы не подавать её такому задрыге, как я, к тому же сопровождаемому шлейфом характерного амбре.
— Вот так встреча! Ты прям из-за угла… Я аж испугался от неожиданности.
— Да я тут так… случайно.
Говорить было не о чем, а разойтись молча было неловко. И тут Комлев хлопнул себя по лбу:
— Ба! А слыхал новость? Дементьева-то нашлась! Представляешь? На вокзале! Стоит в толпе, таращит глаза и ничего не понимает. И при этом, заметь, абсолютно голая… Ну это уж, конечно, брешут, — Комлев махнул рукой. — Народ у нас любит приврать. Но факт, что объявилась. Только ничегошеньки не помнит: где была, у кого жила, и даже как зовут с трудом вспомнила. Её менты опознали. Представляешь? Сейчас в БСМП. Лечится. Гликман приставил к ней охрану, никого не подпускает. Нет, ну ты подумай, что творится! Вот так тебя среди бела дня схватят, вколют какой-нибудь гадости, памяти лишат — и в рабство! И будешь ишачить за миску похлёбки где-нибудь на Кавказе или ещё дальше. А уж бабы! — он сделал красноречивый жест. — Представляю, что с ней там вытворяли.
— Там? — не понял я.
— Ну там, где пропадала. Подпольных борделей и притонов у нас полно, вот и крадут девок, бизнес делают…Ужас!
Комлев ушёл, размахивая руками, как мельница крыльями, и было видно, что рассказанная история его самого разволновала.
А я остался стоять, прислонившись к стене, разрисованной красно-чёрными линиями граффити. В каменной арке было темно и сыро, в узкую щель над домами проглядывал краешек неба. На нём горели три звёздочки. Я смотрел на них и чувствовал, как меня пробирает дрожь. Я не понимал ещё того, что произошло, и как к этому относиться. Тем не менее тело моё сделалось ватным, новость как будто вытянула из меня все силы. Но это была не моя реакция, а кого-то другого, кто сидел во мне и бил тревогу: случилась катастрофа. Он, этот другой, уже всё знал и понимал. А я — нет. Он решил, что всё зря, что не было никаких пришельцев, не было похищения, а если и было, то его объяснение разрушало главное — веру, то есть всё!.. Нет, нет. Если так думать, можно сойти с ума, а мне нужны ответы. Радовало одно: больше никаких тайн! Геля всё знает. Она объяснит. И тогда в этой истории будет наконец поставлена точка.