Под бешеный ритм чечеточных курсов, помещавшихся где-то внизу, я поднялся по лестнице на одиннадцатый этаж. Где-то в дальнем конце пустого коридора тирольскими напевами переливалось все то же сопрано.
Я остановился у двери со значком Скорпиона, положил дипломат на вытертый палас и щелкнул замочками. Лежавшая сверху папка-гармошка с липовыми формулярами и какими-то бумажками придавала моему другу благопристойно-официальный вид. Внизу же, в тайном отделении, я хранил свой профинвентарь. В полиуретановых гнездышках уютно устроился набор воровских инструментов из особо прочной стали, контактный микрофон, миниатюрный магнитофончик, бинокль «Лейц» с десятикратным увеличением, фотокамера «Минокс» с особым пюпитром, чтобы снимать документы, связка болванок-вездеходов, подходящих к замкам разных серий, за которую я в свое время выложил пятьсот долларов, никелированные наручники и, наконец, заряженный «смит-вессон» сорок восьмого калибра с корпусом из сверхлегкого сплава.
Я вытащил микрофончик и сунул в ухо наушник. Удобная все-таки вещь этот микрофон. Приложил к двери – и пожалуйста: слышишь все, что происходит внутри. А если вдруг кто появится, я сую микрофон в нагрудный карман, а наушник превращается в слуховой аппарат.
Но никто ниоткуда не появился, коридор был пуст, и в пустоте эхо сопранных трелей сливалось с ученическими гаммами. Потом послышался голос Маргарет Крузмарк:
– Не разлей вода мы с ней не были, но я очень уважала твою мать.
Епифания что-то пробормотала в ответ.
– Мы с ней часто виделись, когда еще ты не родилась. Она обладала большой силой.
– Вы долго были помолвлены с Джонни? – спросила Епифания.
– Два с половиной года. Тебе, детка, с лимоном или со сливками?
Видимо, там опять пили чай.
Епифания попросила с лимоном и сказала:
– Все то время, что вы были помолвлены, мама встречалась с Джонни.
– Девочка моя, неужели ты думаешь, что я не знала? У нас с Джонни не было секретов друг от друга.
– Поэтому вы и разошлись?
– Разорвали помолвку – единственно ради газет. Когда мы пустили слух, что расстаемся, у нас были свои, личные причины. На самом деле, мы никогда не были так близки, как в последние месяцы перед тем, как его забрали на войну. Да, я не отрицаю, отношения у нас были не совсем обычные. Но ты, я надеюсь, достаточно умна, чтобы не забивать себе голову буржуазной чушью. Твоя мать никогда не имела предрассудков на этот счет.
– Менаж-а-труа – куда уж буржуазией…
– Никакого менаж-а-труа у нас не было! Ты что думаешь, мы там оргии устраивали?
– Я вообще не знаю, что у вас было. Мне мама о вас никогда не рассказывала.
– А зачем ей было рассказывать? Для нее Джонатан умер. А больше нас ничего не связывало.
– Он не умер.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю.
– Что, кто-то приходил, спрашивал о нем, да? Детка, говори! Может, от этого зависит наша жизнь!
– Как это?
– Неважно. Кто-то приходил, да?
– Да.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Человек как человек.
– Крупный такой, да? Не толстый, но в теле? Неухоженный? Ну то есть одет кое-как, костюм синий, мятый весь, ботинки не очень чистые. Еще усы, да? Большие черные усы. Волосы короткие, с проседью, так?
– Глаза синие, добрые. В первую минуту видишь только глаза.
– Он Ангелом назвался?
В голосе Маргарет зазвенела нешуточная тревога.
– Да, Гарри Ангелом.
– Что он хотел?
– Он ищет Джонни.
– Зачем?
– Не сказал. Он детектив.
– Из полиции?
– Нет, частный. А что?
Легонько звякнула фарфоровая чашечка.
– Я сама толком не знаю. Он и ко мне приходил. Не сказал, что детектив, просто просил погадать. Ты меня извини, что я тебя выгоняю, но мне нужно сейчас уйти. Обязательно.
– Нам грозит опасность? – голосок Епифании дрогнул на последнем слове.
– Сама не знаю. Если Джонатан вернулся, случиться может что угодно.
Девочка не выдержала:
– У нас одного человека убили в Гарлеме. Он маму знал и Джонни. Ангел и к нему приходил.
По паркетному полу проехало кресло.
– Мне нужно идти, – сказала Маргарет. – Вот твое пальто. Спустимся вместе.
Послышались приближающиеся шаги. Я выдернул наушник, сунул его вместе с микрофоном в карман пальто, подхватил под мышку дипломат и помчался по коридору, как чемпион по спринту. Добежав до пожарной лестницы, я затопал вниз, перепрыгивая через пять ступенек и хватаясь за перила, чтобы не упасть.