– А вот и нет.
– Ну и пес с ним. Что тебе надо-то?
Я достал из бумажника сложенную полусотенную бумажку (я всегда ношу с собой пятьдесят долларов на случай дачи взятки или других непредвиденных обстоятельств) и показал ему так, чтобы была видна цифра.
– Да так. Я думал, может, ты захочешь сам узнать, чей там портрет.
Дядя прокашлялся и мигнул.
– Ты что, псих?
– Ты сколько получаешь? Да говори уж, не государственная тайна…
– В час четыре с полтиной: профсоюз расстарался.
– Так. А хочешь без профсоюза десять раз по столько?
– И что ж я должен сделать за такие бабки?
– Ничего. Дашь мне напрокат свой комбинезон, а сам пойдешь прогуляешься, выпьешь пивка.
Мой собеседник потер лысину, хотя в дальнейшей полировке нужды не было.
– Ты псих, да? – В голосе его звучало неподдельное восхищение.
– Тебе-то что за печаль, псих я или кто? Давай мне свои обноски и помалкивай. Я тебе полсотни даю за то, чтобы ты час ничего не делал. Что тебе еще-то надо?
– Ничего. Договорились. Как говорится, дают – бери…
– Ну вот и молодец.
Мойщик мотнул головой, мол, пошли, и отвел меня в конец коридора, где возле пожарного выхода была узкая дверь в чулан.
– Потом оставишь все здесь, понял?
Он отстегнул сбрую и вылез из грязного комбинезона.
– На, держи.
Я повесил пальто и пиджак на ручку швабры. Комбинезон был жесткий и попахивал аммиаком, как пижама после оргии.
– Только галстук сними, а то у нас одни кандидаты перед выборами так наряжаются.
Я сунул галстук в карман пальто и попросил показать, как действовать со сбруей. Выходило довольно просто.
– А ты часом не наружу собрался? – поинтересовался мойщик.
– С ума сошел! Я над знакомой хочу подшутить. Она тут на этаже в приемной работает.
– Бога ради. Только тряпье потом в чулан забрось.
Я сунул сложенные полсотни ему в карман:
– Ну все, иди. Примите там по маленькой с Улиссом Симпсоном Грантом.
По дядиной физиономии я понял, что это имя ничего ему не говорит.
– На портрет посмотри.
– А-а.
Насвистывая, он неспешно удалился.
Я сунул дипломат под бетонную раковину, предварительно достав из него «Смит-Вессон». Хорошая модель: ствол всего пять сантиметров и без курка, станешь доставать – ни за что не зацепится. А то еще был случай: я его вынуть не успел, пришлось через карман стрелять. Пиджак, естественно, с концами, но уж лучше дырявый, чем без спины, как на покойников надевают.
Я переложил микрофон в другой карман и сунул свой миниатюрный пятизарядник в комбинезон. Затем, вооружившись ведром и щеткой, я направил свои стопы к внушительной стеклянно-бронзовой двери, отделявшей «Морские перевозки» от остального мира.
Глава 27
В приемной лежали ковры, вдоль стен стояли модели танкеров в стеклянных витринах и висели гравюры, изображающие клипера. Дама за конторкой посмотрела сквозь меня. Я подмигнул ей, но она отвернулась от меня в своем крутящемся кресле. Двери из матового стекла, ведущие в святая святых, вместо ручек были украшены бронзовыми якорями. Напевая песенку про сундук мертвеца, я толкнул их и вошел внутрь.
Предо мной простирался длинный коридор с кабинетами по обе стороны. Покачивая ведром, я разбитной походочкой двинулся вперед, попутно читая таблички на дверях, но имена все были не те.
В конце коридора была большая комната, где, словно механические секретарши, стрекотали два телетайпа. У одной стены стоял большой деревянный штурвал, а по другим висели все те же клипера. Возле стеклянного столика, пестревшего журналами, стояли удобные кресла, а за конторкой в форме буквы L восседала бойкая блондиночка, вскрывавшая конверты. Тут же была дверь из полированного черного дерева. Резные бронзовые литеры, прибитые на уровне глаз, гласили: Итан Крузмарк.
Блондинка подняла глаза, улыбнулась мне и с мушкетерской лихостью пронзила конверт ножом для бумаг. Перед ней высилась полуметровая стопка деловых писем. Мои надежды уединиться под дверью с микрофончиком, можно сказать, вылетели в окно – метафора довольно опасная, учитывая грядущие события.
Блондинка, занятая своим несложным делом, не обращала на меня никакого внимания. Я пристегнул ведро к поясу моей сбруи, открыл вертикальное окно и зажмурился. У меня вдруг застучали зубы, и, увы, неожиданно нахлынувший холод был тут ни при чем.
– Скорей, пожалуйста, а то мне все сдует! – крикнула секретарша.
Вцепившись в подоконник, я подлез под нижнюю раму и уселся спиной к улице, свесив ноги внутрь. Затем пристегнул ремень сбруи к внешней раме. От блондинки в спасительных пределах приемной меня отделяло лишь тонкое стекло, но мне казалось, что до нее теперь миль сто. Я перехватил руки и пристегнул второй ремень.