От лечебных заведений меня тошнит: слишком долго я провалялся по госпиталям после ранения. Меня угнетает деловитая стерильность, яркий свет, резиновые подошвы безликих накрахмаленных санитарок, шелестящие вдоль коридора, пропахшего хлоркой. Здесь никогда ничего не меняется – до такой степени, что даже вынос судна возведен в ранг ритуала. Собственные больничные воспоминания накатили на меня душным ужасом. Клиники, как тюрьмы, все похожи одна на другую.
Дежурная оказалась невзрачной девушкой в белом форменном платье с черной бирочкой, на которой красовалось имя во французском духе: «мисс З. Руно». В задней стене ее закутка был вход в комнату, заставленную картотечными шкафами.
– Здравствуйте. Слушаю вас.
Голос мисс Руно был нежнее пуха из ангельского крыла. В толстых стеклах ее лишенных оправы очков отражался свет флюоресцентных ламп.
– Здравствуйте. Надеюсь, вы сможете мне помочь. Меня зовут Эндрю Конрой, я из Национального института здравоохранения.
Поставив на стол дипломат из телячьей кожи, я показал ей одну из моих фальшивок. Для этих целей я даже ношу с собой второй бумажник. Распрощавшись с Цифером, я зарядил в прозрачное окошечко соответствующую карточку – и вот я уже ученый.
Дежурная недоверчиво посмотрела на меня. Ее бледные глаза плавали за толстыми стеклами, словно пара тропических рыб. Мой мятый костюм и галстук с пятнами от супа не внушали доверия, но, по счастью, солидный дипломат достаточно веско говорил в мою пользу.
– Кто именно вас интересует? – мисс Руно попробовала слегка улыбнуться.
– Да вы мне, наверное, сами подскажете. – Я убрал бумажник и оперся о стол. – Нас интересуют пациенты с невосстановимыми нарушениями мозговой деятельности, вызванными травмой. Я собираю информацию по частным клиникам. У вас ведь есть такой пациент?
– Имя-фамилия известны?
– Джонатан Либлинг. Вы не волнуйтесь, мы ничего разглашать не собираемся, в отчете даже имен никаких не будет.
– Одну минуту. – Невзрачное существо с ангельским голоском удалилось в картотечную и выдвинуло нижний ящик одного из шкафов. Вскоре мисс Руно вернулась с коричневой папкой, положила ее на стол и пододвинула ко мне.
– Да, был такой, только его давно уже перевели. Видите: «Переведен в клинику для ветеранов в Олбани». Тут только общие данные, все его бумаги там.
Действительно, перевод был оформлен по всем правилам, и дата была проставлена: 5 декабря 1945 года.
Я выписал кое-что в блокнот.
– А кто был его лечащий врач?
Она потянулась за папкой, перевернула ее и прочла надпись:
– Доктор Фаулер. – Она постучала пальчиком по буквам.
– Он у вас еще работает?
– Конечно. Он сегодня как раз дежурит. Позвать его?
– Если вам не трудно.
Еще одна натужная улыбка:
– Сейчас проверю, может быть, он занят…
Мисс Руно прошла к селектору и склонилась над небольшим микрофоном. Ее тихий голос, усиленный динамиками, эхом улетел в даль коридора.
– Доктор Фаулер, подойдите, пожалуйста, к дежурной. Доктор Фаулер…
– А в прошлые выходные вы не работали?
– Нет, взяла отгул на несколько дней: у сестры свадьба была.
– Ну и как, букет поймали?[3]
– Куда там.
На матерчатых подошвах по-кошачьи неслышно и неожиданно подошел доктор Фаулер. Это был старик лет семидесяти, под два метра ростом, сутулый, почти горбатый. Голый череп его был еще кое-где прикрыт серо-седыми волосами. Коричневый костюм в елочку был ему здорово велик и висел на нем мятым мешком.
Мисс Руно познакомила нас, и я повторил свою легенду, правда, на этот раз с небольшим дополнением:
– …Так что если у вас что-нибудь есть по Джонатану Либлингу, я бы вам был очень благодарен…
Доктор повертел в руках папку. Пальцы его дрожали: это могло быть и старческое, но мне почему-то так не показалось.
– Да, помню. Дело давнее. До войны он был артистом. Тяжелый случай. Внешне – никаких признаков неврологических нарушений, но при этом он абсолютно не поддавался лечению. Держать его здесь смысла не было – деньги идут, а улучшений нет. Мы его перевели в Олбани: он же ветеран, государственная койка ему обеспечена до конца жизни.
– Значит, его теперь в Олбани искать?
– Вероятно, да. Конечно, если он еще жив.
– Ну все, доктор, спасибо, больше вас отрывать не буду.
– Пустяки. В общем-то, я ведь вам ничем не помог…