— И что вы сделали?
— Я ушел. А что оставалось? Это частная клиника, и мне не хотелось неприятностей. Вот почему я и нуждаюсь в ваших услугах.
— Вы хотите, чтобы я отправился туда и все выяснил?
— Вот именно. — Сифр выразительно воздел руки, словно давая понять, что ему нечего прятать. — Во-первых, я хочу знать, жив ли Джонни Фейворит — это очень важно. И если да, то где он находится.
Сунув руку во внутренний карман пиджака, я вытащил из него маленькую записную книжку в кожаном переплете и механический карандаш.
— Думаю, это несложно. Адрес и название клиники?
— «Мемориальная больница Эммы Додд Харвест», она находится к востоку от города, на Плезэнт Вэлли-роуд.
Я записал название и спросил имя доктора, выпроводившего Сифра.
— Фаулер. Кажется, его звали Альберт или Альфред.
— Фейворит зарегистрирован под собственным именем?
— Да. Джонатан Либлинг.
— Пожалуй, этого достаточно. — Я убрал книжку на место и поднялся. — Как мне связаться с вами?
— Лучше всего через моего адвоката. — Сифр разгладил усы кончиком указательного пальца. — Надеюсь, вы не покидаете меня? Я полагал, мы отобедаем вместе.
— Жаль отказываться от бесплатного обеда, но если я начну прямо сейчас, то успею в Пафкипси до закрытия клиники.
— В клиниках нет приемных часов для посторонних.
— Но они есть для собственных служащих. На этом держится любое мое прикрытие. Если я подожду до понедельника, это обойдется вам дороже. Я беру пятьдесят долларов в день плюс издержки.
— Что ж, это немного за хорошую работу.
— Работа будет выполнена. Удовлетворение гарантировано. Я позвоню Уайнсэпу, как только что-нибудь прояснится.
— Прекрасно. Рад был познакомиться, мистер Энджел.
Метрдотель все еще скалил зубы, когда я забирал из гардероба свое пальто и «дипломат», прежде чем покинуть ресторан.
Глава третья
Мой «шеви»[3], купленный шесть лет назад, стоял в «Ипподром Гэридж» на 44-й улице, рядом с Шестой-авеню. От этого в свое время легендарного театра сейчас осталось лишь название. Когда-то в «Ипп» танцевала Павлова, а оркестром дирижировал Джон Филипп Суса. Теперь здесь не выветривался запах автомобильных выхлопов, а музыка доносилась лишь из маленького приемничка в конторе гаража.
К двум часам дня я уже катил по Вест-Сайдскому шоссе. «Великий Исход» машин из города, присущий уикэнду, еще не начался, и движение по Сомилл Ривер-парквэю было небольшим. Остановившись у супермаркета, я купил себе здесь пинту «бурбона», чтобы не скучать в дороге. К тому времени, как я добрался до Пикскилла, бутылка наполовину опустела, и я упрятал ее в «бардачок», сберегая виски на обратный путь.
Я добрался до окраин Пафкипси в начале четвертого и вырулил на Плезэнт Вэлли-роуд. Миновав поселок, проехал пять миль и увидел окруженное стеной поместье с резными коваными воротами. Большие бронзовые буквы на кирпичной стене гласили: «МЕМОРИАЛЬНАЯ БОЛЬНИЦА ЭММЫ ДОДД ХАРВЕСТ». Свернув на покрытую щебенкой подъездную дорожку, я с пол-мили кружил по зарослям болиголова, прежде чем передо мной возникло шестиэтажное здание из красного кирпича в «георгианском стиле», более смахивавшее на студенческое общежитие, чем на клинику.
Внутри все полностью напоминало больницу — бледно-зеленоватые стены и серый линолеум, настолько чистый, что прямо на нем можно было бы и оперировать. Вдоль одной из стен, во встроенном алькове, размещался крытый стеклом регистрационный стол. Напротив висел большой портрет, изображавший бульдожье лицо какой-то титулованной вдовицы, и я догадался, что это — Эмма Додд Харвест, еще раньше, чем посмотрел на пластину, привинченную к позолоченной раме. Дальше тянулся длинный блестящий коридор; санитар в белом прокатил по нему пустую инвалидную коляску и исчез за углом.
Я всегда ненавидел больницы: слишком много времени я провел в них, поправляясь после ранений на войне. В эффектной стерильности подобных заведений было нечто подавляющее. Приглушенный шорох резиновых подошв по ярко-освещенным коридорам, воняющих лизолом. Безликие служащие в накрахмаленных белых халатах. Монотонность режима, придающая особое значение любой процедуре, даже выносу ночной посудины. Клиники в принципе ничем не отличались от тюрем.
Девушка за регистрационным столом оказалась юной и простоватой. На ней были белая униформа и черная бирочка с именем «Р. Флис». В глубине алькова находилась приоткрытая дверь в кабинет, уставленный шкафчиками для досье.