Блуза ее была порвана, и крошечные белые груди являли бы приятное зрелище, не будь грудная клетка грубо вспорота — примерно до середины. Рану переполняла кровь, и ее красные потоки, сбегая по ребрам, образовали на столе лужицы. Глаза закрыты. Едва ли что можно было сказать по этому поводу.
Убрав револьвер, я коснулся кончиками пальцев ее шеи — еще теплая. Черты лица спокойны, как у спящей, на губах — тень улыбки. В дальнем углу комнаты, на каминной полке, мелодично пробили часы. Было ровно пять.
Я нашел орудие убийства под кофейным столиком. Ацтекский жертвенный нож из ее коллекции, с блестящим лезвием из обсидиана, потускневшим сейчас от засохшей крови. Я не стал до него дотрагиваться. Никаких признаков борьбы не было. Кушетка аккуратно подвинута. Воссоздать картину преступления не составляло труда.
Маргарет Круземарк передумала идти за покупками. Вместо этого она направилась прямо домой, и убийца ждал ее в квартире. Он — или она — застал ее врасплох, напав сзади и прижав ко рту и носу тряпку с эфиром. Она потеряла сознание прежде, чем смогла оказать сопротивление.
Сморщенный молитвенный коврик у двери показывал, откуда ее втащили в гостиную. Осторожно, чуть ли не с любовью, убийца положил ее на стол и отодвинул мебель, чтобы освободить место для “работы”.
Я долго осматривал помещение. Похоже, ничего не пропало. Коллекция оккультных безделушек Маргарет Круземарк казалась нетронутой. Лишь обсидианового кинжала не было на месте, но я уже знал, где его найти. Ящики оставались задвинутыми, в шкафах никто не рылся. Попытки инсценировать ограбление не было.
Только у высокого окна, между филодендроном и дельфиниумом, я кое-что обнаружил. В чаше на высоком греческом треножнике находился блестящий, влажный от крови комок, размером с деформированный теннисный мяч, — как будто собака что-то притащила с помойки, — и я долго смотрел на него, прежде чем понял, что это такое. Отныне Валентинов День[28] уже никогда не будет для меня прежним. Это было сердце Маргарет Круземарк.
Какая простая штука, человеческое сердце. Оно работает день за днем, год за годом, пока кто-нибудь не придет и не вырвет его из груди, — и это уже не сердце, а просто шматок рвани, представляющий интерес для собаки. Я отвернулся от “моторчика” Колдуньи из Уэлсли, ощущая, как пляшут в моем желудке, просясь на волю, все восемнадцать устриц.
В прихожей, в плетеной корзинке для мусора лежала пропитанная эфиром тряпка. Я оставил ее там: пусть ребята из Отдела по расследованию убийств порадуются. Пусть заберут ее вместе с куском мертвого мяса к себе и пропустят через лабораторию. Папки распухнут от протоколов, но такова уж их работа, — в отличие от моей.
Кухня не представляла особого интереса. Обычная кухня, — поваренные книги, кастрюли и сковородки, полочка для специй, холодильник… Продуктовая сумка от “Блумингсдейла” была забита кофейной гущей и куриными костями.
Спальня же, напротив, выглядела многообещающе. Постель не застелена, мятые, в пятнах, простыни наводили на вполне определенные мысли:, колдунья не обходилась без колдунов. В примыкающей к спальне маленькой ванной я нашел пластиковый футляр из-под колпачка. Он был пуст. Если этим утром она занималась любовью, колпачок должен быть на ней. Ребятам из полиции и здесь найдется работа.
Медицинский шкафчик хозяйки был переполнен, и его содержимое отчасти перекочевало на высокие полочки по обеим сторонам зеркала, приделанного над ванной. Аспирин, зубной порошок, магнезия и флакончики из-под пилюль боролись за место с баночками пахучих порошков, обозначенных непонятными алхимическими символами. В металлических коробочках разнообразные ароматические порошки. По запаху я определил лишь мяту.
С коробки для гигиенических салфеток на меня скалился желтый череп. Рядом, на полке с Тампаксом, лежали пестик и ступка, а на крышке туалетного бачка красовались обоюдоострый кинжал, журнал “Вог”, щетка для волос и четыре толстые черные свечи.
За баночкой крема для лица я обнаружил отрезанную человеческую кисть: она лежала там, темная и съежившаяся, будто брошенная перчатка. Я чуть не уронил ее, когда взял в руки, — она оказалась на удивление легкой.
В общем, там не было разве что тритоньего глаза, но если я и не нашел его, то не потому, что не приложил к этому усилий.
В спальне, в стенной нише, находился “рабочий уголок” Маргарет Круземарк. Шкафчик, забитый гороскопами клиентов, интереса для меня не представлял. Я только зря потратил время, пытаясь отыскать фамилию Фаворит на “Ф” и Либлинг на “Л”. На отдельной полочке стояли справочники и глобус. Книги подпирала запечатанная алебастровая урна размером с сигаретную коробку; крышку ее украшала трехглавая змея.
28
День Святого Валентина (14 февраля). В этот день принято обмениваться шутливыми любовными посланиями и сувенирами в виде сердечек.