— Радость моя, ты не спишь?
— Боюсь потерять то, что во мне — покой и умиление, которых никогда больше не будет… Да, я знаю, больше не будет. — В упорно глядящих на огонь глазах Виты блеснули слезы.
— Неправда, девочка! Все будет совсем по-другому. Засыпай, а я расскажу тебе о нашей свадьбе.
— У нас будет необыкновенная свадьба…
— Конечно, ведь наша любовь — чудо. мы будем путешествовать, устраивая свадьбы в самых удивительных местах — на суше и на море, в небесах и в горах…
— Но вначале мы приедем к отцу Гавриилу на остров Сими… Там ещё будут цветы, Крис?
— Там вечная весна, радость моя. Скоро появятся поля желтых и красных тюльпанов… Мы проснемся на рассвете, чтобы встретить восход солнца. Умоемся родниковой водой из каменного колодца во дворе, и я осыплю тебя ворохом только что сорванных цветов. Чистая и прекрасная, как весенний тюльпан, ты протянешь мне руку и мы войдем в храм, чтобы стать мужем и женой.
— В тот древний храм, которому уже тысяча лет? Боже, как это здорово! Я ещё тогда подумала, как будут счастливы те двое, кто станет мужем и женой на чудесном островке… А обвенчает нас сам отец Гавриил…
— Но потом нас ждет настоящая греческая свадьба — Кэтлин уже, наверно, придумала, какой закатит пир. Я позову своих школьных дружков. Тех, с кем враждовал, и, конечно, Русоса.
— Крис, а как же… как же Голди и Брант? Мне совсем не хочется обижать их.
— Ты замечательная, детка! Я знал, что ты вспомнишь о Голди Джордан. Клянусь, она будет рада твоему возвращению. Когда-то эта женщина сделала выбор, признав сироту дочерью. И теперь, я уверен, сердце подскажет ей верный ответ. мы приедем в Сакраменто и она выйдет навстречу. Такая сильная и строгая, эта женщина обнимет тебя, а ты скажешь: «Мама, познакомься, это мой муж».
— Спасибо, Кристос… Ты рассказываешь дивные сказки. — Голос Виты стал блеклым, словно доносился издалека. — Я постараюсь увидеть все это во сне…
— Спи, дорогая. — Крис поцеловал покрытый испариной лоб. — Спи, я буду рядом. К несчастью, я не умею петь колыбельные. Но зато могу тихонько молиться. Наверно, в моей молитве неправильные слова, но суть самая верная. Господи, спаси и помилуй меня. Спаси и помилуй мою любимую, моих дорогих и близких. Спаси и помилуй всех добрых людей на свете…
Когда Вита уснула, Крис осторожно выпустил её руки и поднялся, собираясь уйти. Он был уже в дверях, когда раздался тихий голос:
— Мне страшно… Мне очень страшно, любимый…
Он бросился назад, но девушка спала.
— Я ждал тебя. Садись. — Хозяин указал Флавину место у стола, заваленного фолиантами. — Пришлось достать древние книги, чтобы ответить на твой вопрос. — белые глаза смотрели прямо на гостя.
— Разве ты можешь читать?
— Я вижу смысл, когда прикасаюсь к ним. — Он перевернул ветхую страницу.
— Каково же решение? — Крис опустился на стул с высокой резной спинкой.
— Я хотел помочь тебе, открыв доступ к священному озеру. Там было её спасение.
Вскочив, Крис схватил старика, приподняв его в воздух:
— Но ведь твое сокровище — всего лишь иллюзия! Ты обыкновенный мошенник! Я раскусил твой трюк!
— Успокойся, вернись на место. — Старик терпеливо вздохнул. — Разве иллюзия не целительна? Всякое внушение, к которому относится и твоя любовь, иллюзия.
— Довольно. В чем спасение Виты и сколько оно стоит?
— У девушки серьезный противник, имеющий власть над силами зла. Жертва давно бы покинула этот мир, если бы её не оберегали. Ты все сделал правильно, Кристос. Отец Гавриил со своими святыми заступниками и слабоумная Кэтлин — никудышная защита, но они помогли смягчить удар. Но больше, увы. Девушка слишком хороша для этой жизни. Ты. наверно, уже заметил, наиболее уязвимы лучшие. Добро беззащитно и хрупко. Ты пришел ко мне за помощью, которую не могли дать тебе очень добрые люди. Но и я — не в силах помочь.
— Кто может?
— Тот, кто любит её.
— Я же сказал, что готов оплатить любой счет. Любой.
— Речь идет о жизни. Жизнь за жизнь. Так говорится в этих книгах. Но в оплату идет только жизнь любящего. — Старик поднялся и подошел к очагу. Белые глаза полыхнули огнем. — Мне не хотелось это говорить тебе. Ты единственный наследник моих знаний, и я предвидел, что ты, не колеблясь, принесешь себя в жертву.
— Разве нет другого пути? — Флавин подошел к старику. — Поверь, я частенько играл со смертью, презирая страх. Я думал, что очень смел… Но это было другое, другое… Просто я не очень дорожил своей жизнью. У меня не было Виты…
— Страх — совсем не то, о чем думают люди, считающие себя смельчаками… Однажды жил человек, который научился ничего не бояться. Он взбирался на вершины, висящие над пропастью, держал в ладони раскаленную монету, спал в клетке со змеями. Этот отважный человек был непобедим в бою и завоевал целые царства. Но когда на его глазах враги хотели убить его ребенка — он испугался и отдал все. Только тогда к нему пришел настоящий страх.
— Я знаю. Впервые в жизни мое сердце едва не остановилось от ужаса, когда я понял, что диагноз Виты — не ошибка. Но у меня были силы и я решил бороться до конца. До конца…
— Но ведь я не сказал, что убить себя должен непременно ты. Разве у твоей возлюбленной мало рыцарей, готовых отдать за неё жизнь? — Он провел ладонью по листам развернутой книги. — Здесь сказано, «искренне любящий жертву». Ведь ты не один!
Флавин рванулся к старику, но, сделав над собой усилие, остановился.
— В твоих книгах отсутствует самое главное. Ты ничего не знаешь о Христовых заповедях. Там сказано, что убивать нельзя. Человек, унизивший свою душу злом, уничтожает себя. Вита отдала себя мне и только я должен защитить её.
— А почему не предоставить это удовольствие одному из сотен безнадежно умирающих от любви к ней? Это стало бы оправданием и смыслом его существования… Глупцы склонны к самоуничтожению. Я смогу договориться с потусторонним миром о простой замене. Ни ты, ни она никогда не узнаете, отчего умер какой-то слабоумный юноша где-то в неведомом вам городке. Это было бы мудрое решение.
— Но я бы потерял себя и её любовь… Ах, что ты знаешь о человеческой любви, хранитель обветшалых, заплесневелых таинств?! Прощай. Я сам позабочусь о Вите.
— Стой. Вы не можете уехать. Поднялась сильная метель. В твоем автомобиле нет горючего. И, главное… У неё осталось лишь два дня. Ты можешь превратить их в сказку. Я помогу тебе. У вас будет все самое лучшее, что только пожелаете. Вы даже сможете путешествовать. Самое главное, — она совсем не почувствует боли… А потом… — Старик подошел к Крису. — Потом ты обретешь свободу. И станешь тем, кем должен стать, — сильнейшим.
Крис стиснул зубы:
— Не вмешивайся в нашу жизнь! Я решу все сам. — Взяв со стола старинный фолиант, Крис бросил его в огонь. — Эти советы вряд ли ещё кому-то понадобятся. Прощай. Позаботься о более удачном наследнике.
— Э-э… Там было сказано ещё кое-что… Ты должен знать — «отраженный удар убьет того, кто нанес его».
— Это могло остановить лишь отца Гавриила.
— А как же заповеди? Ведь ты догадываешься, кто погибнет вместо твоей девушки. Черная Абра хотела лишь спасти свою любовь. Ты мог бы помиловать её.
— Ты опять ничего не понял. Я не собираюсь карать виновного, я хочу спасти жертву. Все остальное — на совести тех, кто придумал эти законы. Уверен, здесь не обошлось без сатаны.
— Сатана лишь тень. Чем ярче свет, тем чернее тени.
— В полдень тени исчезают. Человек должен жить так, чтобы солнце всегда стояло над его головой.
Слепой старик долго смотрел вслед Крису, а потом издал сиплый клокочущий звук — он смеялся, впервые в своей долгой жизни.
Вита проснулась с колотящимся сердцем, будто кто-то громко оповестил её о невероятной радости. Она вспомнила, как молился за неё Крис.
— Боже, благодарю тебя за него, за то, что подарил мне любовь. — Она прижала ладонью крестик на груди. — Ведь этого могло никогда не произойти…