Ей хотелось петь, кружиться, кричать о своей радости, хотелось стать ослепительно прекрасной… Вскочив с кровати, Вита едва не упала — перед глазами поплыли черные круги, в висках зазвенело, одеревенели похолодевшие губы. Присев на низенькую скамейку у огня, она заметила поднос и налила в тяжелый кубок жидкость из чеканного кувшина. Это оказалось вино — густое, темное, как гранат, терпкое и чуть горьковатое. Вита с опаской сделала пару глотков, так ей ещё не приходилось начинать день. Но в голове прояснилось, и она выпила все до дна. Затем пошла вдоль круглой стены, рассматривая музейные вещи — столик для умывания с тазом и кувшином, вероятно, тоже серебряными, большое зеленоватое зеркало в темной овальной раме, стоящее у стены. Вчера она не заметила его, когда вслед за Крисом, накинув белый плащ, выбежала к солнцу.
Всматриваясь в свое отражение, Вита с трудом узнавала себя незнакомая длинная сорочка, украшенная пожелтевшими кружевами, она не помнила, когда надела её. Глаза в синеватых тенях и бледные, помертвевшие губы. Вита зажгла свечи в чугунных канделябрах, стоявших по обе стороны от зеркала, и склонилась над открытым сундуком. Сверху, аккуратно расправленное, лежало великолепное платье из серебряной парчи и зеленого бархата, расшитое драгоценными камнями. Не задумываясь, она сбросила рубашку и нырнула в шуршащий ворох старинных тканей, пахнущих увядшими розами. Короткий корсаж с квадратным вырезом застегивался под грудью осыпанной изумрудами брошью. В прорезях пышных бархатных рукавов мерцала тонкая парча, тяжелые фалды падали к босым ступням. туфли стояли тут же парчовые. с длинными тонкими носами и ювелирными пряжками.
Одевшись, Вита почувствовала привычное волнение, словно предстоял выход на подиум в ответственном дефиле. ей хотелось поторопить парикмахера, но даже щетки для волос нигде не было видно.
Внимание Виты привлек ларец на высоких ножках с инкрустированной перламутром крышкой. Заглянув внутрь, она взвизгнула от радости удивительный Крис, он все продумал и предусмотрел — одежду, украшение, духи!
Вита сразу же сообразила, что сетка, унизанная черным, слегка поврежденным временем жемчугом, предназначена для собранных на затылке волос. Серебряный гребень оказался кстати — она быстро расчесала волосы, спрятала их в жемчужный чехол и с интересом принюхалась к флакончикам. Маслянистые жидкости хранили знакомые ароматы — жасмина, сирени, лаванды и загадочные восточные запахи, пряные и тяжелые. Вита выбрала розу, ведь именно ею благоухало неведомо для кого и когда созданное платье. И уж совсем кстати пришлась коробочка с большим рубином на крышке. В ней оказалась помада карминного цвета. Мизинцем Вита осторожно нанесла её на губы, приблизив лицо к зеркалу и лишь потом оглядела себя целиком. — Кто ты, принцесса, королева? Когда жила, кого любила? — Спросила она у своего отражения.
— Отвечу я. — В дверях стоял Флавин. — Передо мной — самая прекрасная женщина на свете. Жизнь её будет чудесной и долгой, словно сказочный сон. Так повелевает тот, кто любил её.
— Любил? — Вита обняла Криса. — ты уже успел передумать?
Вместо ответа Флавин поцеловал её.
— Я — счастливейший из смертных.
— Но почему ты грустишь?
— Бродил по развалинам крепости и думал о промчавшихся веках, о тех, кто жил и ушел… Мне пришла в голову странная мысль… Наверно, я немного соскучился по своим трюкам.
— Разе все эти чудеса не твоих рук дело? — Вита повернулась, взметнув фалды великолепного платья.
— Здесь колдовал другой… Присядем к огню, я должен тебе рассказать кое-что. — Взяв кочергу, Флавин подбросил в пламя новые поленья. — мы не случайно оказались тут. Моя мать родом из здешних мест. Я долго не знал этого, но чувствовал — у меня есть какие-то долги перед прошлым.
— Твои предки владели этим замком?
— Нет, они были учеными-колдунами. Таковыми их считал народ, боясь и проклиная. Здесь под покровительством князей они пытались преодолеть границы известного, разумного, возможного. Пытались найти способ превращать пыль в золото, получать из трав и минералов бессмертие… Но все ушли, унеся с собой свои прозрения и ошибки. Остался дряхлый старик, считающий себя наследником древних знаний, этакой компьютерной базой данных.
— Сколько же ему лет?
— Уж точно, более ста. Сам он считает себя экспонатом двухвековой давности. Видишь ли, он и вправду что-то умеет. Гипноз, заклинания, ворожба, ясновидение. Он предугадал наш визит, владеет приемами внушения…
— И неплохо разбирается в женских вещах. Это платье словно сшито на меня, а в шкатулке оказалась даже краска для губ… — Вита задумалась. Ведь ты говоришь, старик здесь один?
— Ну, вероятно, ему помогают привидения. Только вот пища для столь высокого сервиса бедновата.
— Но я не голодна. Совсем не голодна.
— Странно, я тоже. Очевидно, старику проще внушать нам чувство сытости, чем поджарить пару цыплят. А вино удивительное, я пробовал его вчера, можешь не беспокоиться, не отравлено.
— Мне оно тоже понравилось и даже стало как-то легче… Ночью мне было страшно. Наверно, я не привыкла жить в башне. Казалось, я отрываюсь от земли и лечу куда-то в звенящую черную пустоту… Даже вот здесь холодело. — Вита прижала ладонь к солнечному сплетению. Вчера ты рассказывал мне о свадьбе… Спасибо, Крис.
— Свадьба обязательно будет, очень счастливая свадьба. Запомни, это мой приказ, Вита. — Сжав её руки, Флавин заглянул в глаза. — Обещаешь?
— Сумасшедший! Даже если бы ты отдал сотню приказов, я не смогла бы стать менее счастливой… — Сев рядом на медвежью шкуру, Вита прижалась к Флавину. — Теперь у меня всегда будет где спрятаться от тревог. Вот здесь, на твоей груди… Скажи, почему мне страшно?
— Счастливый человек чувствует себя особенно уязвимым. Ему есть что терять. Он не мыслит будущего без той доли радости, которую узнал, но понимает, что это невозможно.
— И еще, наверно, потому что чувствует себя виноватым перед обделенными. Избранный всегда немного виновен. От этого и великодушен… Я люблю сейчас всех-всех…
— Ты права, девочка. Наша любовь — редкий дар, сказочное богатство. А быть счастливцем среди скучных и нищих все равно, что есть сочные гамбургеры в толпе голодных дикарей… Властвующие над нами силы так же неуправляемы и опасны, как племя разъяренных аборигенов. Они коварны и страшно завистливы…
— Ты слишком серьезен, Кристос! Ах, ведь как выяснилось, ты из рода колдунов. Значит, все же твои биографы оказались правы.
— Смешно! Сочиняя небылицы, они попали в точку. У меня таинственная наследственность… Знаешь, что случилось с двумя моими предками-магами? Они вызвали друг друга на поединок, заперлись примерно в такой комнате в северной башне… И — пропали! Растворились, исчезли…
— Блестящий трюк! Кто-то из них хорошо лазал по стенам. А может быть оба. Они сговорились проделать этот фокус и навести трепет на всю округу. А сами благополучно сбежали — от князя и своего волшебства заодно. Чтобы счастливо жить в тенистых лесах у синего озера и растить детей.
— Дом у прозрачного озера в тенистом лесу… Это же моя мечта, Вита! Но она была такой далекой и смутной, как услышанная в детстве песенка. И, знаешь… Когда я думал о доме, то видел в нем тебя. даже когда не смел и мечтать, что ты полюбишь меня.
— Но я любила тебя всегда! Крис, это правда! Я родилась для этой любви.
— Ты родилась для любви… И она у тебя будет. Озеро, солнечный дом, малыши… Такие же прекрасные, как ты…
— Не возражаю, если все мальчики будут похожи на тебя. Крис… Неужели когда-нибудь мне может понравиться другое лицо?
Крис опустил глаза и, тихонько отстранив Виту, поднялся.
— Сегодня кружит метель и словно вражьи полчища бегут по небу темные тучи…
— Ты смотришь не в то окно! Здесь много серых и синих стекол и черная старуха с косой… Иди сюда… Это весна! Ну, верно, милый, стало веселее! Желтые цветы светятся, словно солнце. Наверно, одуванчики. Я обожаю их! И птицы — смешные пестрые птицы! В окне нашего дома всегда будет так… Вита обняла Флавина. — Держи меня крепче, милый… Опять эта темнота и звон…