Уильям Хьёртсберг
Сердце Ангела
Увы! Как страшно знать, когда от знанья
Один лишь вред!
Глава первая
На дворе была пятница, тринадцатое число, и свирепствовавшая накануне метель продолжала предавать город анафеме. Ноги по щиколотку увязали в слякотной кашице. По ту сторону Седьмой возвышалась терракотовая башня — здание газеты «Таймс», перехваченное светящейся лентой. По кругу бежали электрические буквы, слова складывались в заголовки: «232 голосами против 89 палата представителей окончательно одобрила присвоение Гавайям статуса штата; президент Эйзенхауэр готов подписать законопроект…».
О Гавайи! Благословенная земля сладкоголосой Халелоке, [1]где солнце золотит ананас, где под треньканье гитары и бормотание волн тропический бриз играет травяными юбками местных красоток…
Я крутанул кресло, и взору моему предстала Таймс-сквер. Джентльмен с рекламы сигарет «Кэмел» пускал пухлые колечки настоящего дыма поверх автомобильной склоки. Этот элегантный красавец с губами, застывшими на выдохе в вечно-удивленном «О-о!», — наш бродвейский посланец весны. Пару дней назад он вдруг оброс лесами, на которых повисли бригады рекламных живописцев. В их руках темная фетровая шляпа с ленточкой преобразилась в канотье из Панамской соломки, а зимнее пальто с бархатным воротником — в полосатый льняной костюм. Конечно, у нас здесь все обставлено проще, чем в Капистрано, [2]и ласточки с рыжими хвостиками не прилетают к нам после долгой зимы, но в общем и целом суть перемены ясна.
Дом, в котором находилась моя контора, был построен еще в прошлом веке — четырехэтажный кирпичный инвалид, кое-как склеенный уличной копотью и голубиным пометом. Сооружение сие венчает что-то вроде короны из разноцветных реклам: туристические фирмы зовут в Майами, нескончаемые пивовары расхваливают свой продукт. На углу поместилась табачная лавка, рядом с ней — заведение, где играют в покерино, [3]потом две палатки с хот-догами, и по центру — театр «Риальто». Вход зажат в узком простенке между магазином порнолитературы и сувенирной лавкой, выставляющей напоказ целые груды подушек-пукалок и гипсовых собачьих кучек.
Я трудился на втором этаже по соседству с косметическим салоном мадам Ольги («Удаляем ненужные волосы»), аудиторской конторой Айры Кипниса и мелкой импортерской фирмой с нелепым названием «Слезинка». Двадцатисантиметровые золотые буквы, налепленные у меня на окне на обозрение всей улице, оттеняли мое превосходство над прочей публикой: «Детективная контора „Перекресток"». Название, как, впрочем, и саму контору, я выкупил у Эрни Кавалеро, моего бывшего шефа. В войну, когда я еще только приехал в Нью-Йорк, Эрни взял меня к себе с тем, чтобы я носился по городу и добывал для него сведения.
Я уже собирался пойти выпить кофе, как вдруг у меня на столе зазвонил телефон. Где-то далеко, на том конце провода, секретарша нежно пропела: «Мистер Гарри Ангел? Вас беспокоят из конторы „Пиппин, Штрейфлинг и Шафран". Сейчас с вами будет говорить мистер Штрейфлинг».
Выслушав мое учтивое мычание, дамочка нажала кнопку селектора.
Вслед за тем трубку наполнил до сладострастия сдобный голос. Герман Штрейфлинг отрекомендовался поверенным, а это означало, что время его стоит недешево. Служители закона, без затей именующие себя юристами, берут, как правило, на порядок меньше. Зачарованный руладами собеседника, я предоставил ему полную инициативу.
— Я позвонил вам, мистер Ангел, чтобы удостовериться в том, что в данный момент мы можем рассчитывать на ваши услуги.
— В смысле — ваша фирма?
— Не совсем. Я говорю от лица одного из наших клиентов. Так вы готовы предоставить ему ваши услуги?
— Смотря в чем там дело. Расскажите поподробнее, тогда я вам отвечу.
— Мой клиент предпочел бы побеседовать с вами лично. Он приглашает вас отобедать с ним сегодня ровно в час дня в ресторане на Пятой авеню. Это «Три шестерки», последний этаж.
— Хорошо, может быть, вы мне тогда хотя бы имя скажете? Или как мне его искать: по цветку в петлице?
— У вас есть, на чем записать? Я вам продиктую по буквам.
Я записал в блокнот. Получился какой-то Луис Цифер.
— Так. А как это произносится?
Мистер Штрейфлинг, с шиком грассируя, изобразил нечто французское.
— Он что, иностранец?
— У господина Цифера французский паспорт, но какой он национальности, право, не знаю. Я думаю, он сам с радостью ответит на все ваши вопросы. Так мне сказать ему, что вы придете?
— Да. «Три шестерки», ровно в час.
Прожурчав пару прощальных реплик, поверенный Герман Штрейфлинг дал отбой.
Я же извлек из коробки сигару «Монтекристо» — одну из тех, что берег на Рождество, — и торжественно закурил. Случай стоил того.
Глава вторая
Дом номер 666 по Пятой авеню вырос на отрезке между Пятьдесят второй и Пятьдесят третьей улицей за два года до описываемых событий. Он являл собою неудачный гибрид международного «функционального» стиля и наших доморощенных полированно-хромовых тенденций. Фасад, отделанный рельефными алюминиевыми панелями, больше всего напоминал гигантскую терку. Внутри же все сорок этажей и миллион квадратных метров были отданы под всевозможные конторы. Правда, в холле было устроено железное подобие водопада, но и эта деталь не спасала общего впечатления.
Скоростной лифт вознес меня на последний этаж. Получив от гардеробщицы номерок, я некоторое время любовался видом города, покуда метрдотель осматривал меня так, как инспектор саннадзора осматривает сомнительный кусок говядины. Увы, даже то обстоятельство, что Цифер действительно значился в списке посетителей, не смягчило его сердца. Под благопристойный шепоток воротил, обсуждающих за ленчем свои дела, я проследовал за ним к столику у окна.
Цифер уже ждал меня. Он был в синем костюме в тонкую полоску, явно от хорошего портного, с кроваво-красным бутоном розы в петлице. На вид ему можно было дать и сорок пять, и все шестьдесят. Белоснежные острые усики и квадратная бородка контрастировали с зачесанной назад черной гривой над высоким лбом. Что еще? Хорошая выправка, загорелая кожа, глаза — голубой ледок. На бордовом шелке галстука золотом поблескивает булавка — перевернутая пятиконечная звездочка.
Метрдотель выдвинул мне стул.
— Я Гарри Ангел, — сказал я. — Мне звонил Штрейфлинг, адвокат, и сказал, что у вас ко мне разговор.
— Люблю, когда сразу переходят к делу, — заметил Цифер. — Выпьете что-нибудь?
Я, недолго думая, заказал двойной «манхэттен». Цифер побарабанил наманикюренным ногтем по своему бокалу и попросил повторить. Ох ты, какие руки! К таким рукам пошел бы хлыст. Должно быть, у Нерона были такие. И у Джека Потрошителя. Холеные ладони императоров и убийц. Хищные пальцы сужены книзу, как злые когти. Безвольный взмах отвердевает в мертвую хватку. Руки для недобрых дел.
Когда официант отошел, Цифер чуть подался вперед и одарил меня заговорщицкой улыбкой:
— Знаете, лично я ненавижу формалистику, но мне все-таки придется попросить вас показать документы.
Я достал бумажник и показал ему фотокопию удостоверения и почетный значок детектива:
— Еще есть лицензия на оружие и водительские права.
Изучив содержимое пластикового кляссера, мой собеседник улыбнулся еще лучезарнее и возвратил его мне.
— Я-то привык верить людям на слово. Это все мои юристы — они настояли.
— Перестраховаться не вредно, — заметил я.
— Надо же. Я думал, вы, что называется, человек рисковый.
— Только в крайних случаях.
Я все прислушивался, пытаясь уловить хоть малейший намек на акцент, но Цифер говорил безупречно ровно и правильно, его голос был словно отполирован крупными банкнотами, не переводившимися у него с пеленок.
2
В американскую деревеньку Сан-Хуан-Капистрано каждый раз в один и тот же день (ранним утром в День святого Иосифа) по весне прилетают ласточки. Их возвращение шумно празднуется.