— Про Фаворита, певца. Он еще у Симпсона в ансамбле пел лет пятнадцать назад.
— Ну-у! Симпсона-то я помню. Он на барабанах стучал, как отбойный молоток.
— А про Фаворита что-нибудь помните?
Коричневая физиономия Ножки изобразила святую невинность ученика, не знающего ответа.
— Нет. Ничего не помню. Может, он потом имя сменил? Его теперь не Синатра зовут? Нет? Не Вик Дамон?
— Может быть, у меня неверные сведения, но, я так понял, вы с ним были друзья.
— Слушай, сынок, он как-то записал одну мою песню. За гонорар ему спасибо, но от этого мы с ним друзьями не стали.
— А я видел в «Лайф» фотографию, вы там пели вместе…
— Да, помню. Это было в баре у Дикки Уэллса. Я его там видел пару раз, но он не ради моих красивых глаз приезжал.
— А ради чьих же?
Ножка прикрыл веки и придал физиономии ернически постное выражение.
— Все тебе расскажи. Дела-то чужие…
— Так ведь теперь, наверно, все равно уже: сколько лет прошло! У него тут что, дама сердца была?
— Да-а, то была дама. Тут уж ничего не скажешь.
— А как ее звали?
— Ну, тут-то секрета нет. Кто здесь до войны жил, все знают, что у Евангелины Праудфут были шашни с Джонни Фаворитом.
— Смотрите-ка, а в газетах ничего не было.
— Эх, сынок, в то время, если уж с цветной связался, лучше было помалкивать.
— И кто же была эта Евангелина?
Свит улыбнулся.
— Негритянка из Вест-Индии. Красавица. Королева. Она его лет на десять старше была, а то и на пятнадцать, а так выглядела, что он рядом с ней щенком казался.
— И где мне ее найти?
— Не знаю, я ее уж лет сто не видел. Она ведь болела потом… А магазин-то ее стоит еще. Зайди, может, она там.
— А что за магазин? — Я изо всех сил старался избегать сыщицких интонаций.
— Гомеопатия какая-то. Это на Ленокс-авеню. Раньше она, кроме воскресенья, всю неделю до двенадцати ночи работала.
Тут Свит театрально подмигнул:
— Ну все, труба зовет. Пора опять играть. Посидишь еще?
— Я попозже подойду.
Глава четырнадцатая
Аптека мисс Праудфут располагалась на северо-западном углу перекрестка Ленокс-авеню и Сто двадцать третьей улицы. В витрине голубым неоном светились буквы размером с ладонь. Я проехал еще полквартала, припарковал машину и, вернувшись, стал осматриваться. В мутном голубом свете на круглых картонных подставках справа и слева пылились выцветшие коробочки с гомеопатическими снадобьями. К заднику был скрепками прилажен рекламный плакат. Человек, лишенный плоти и мышц, выставлял напоказ кровяную путаницу нутра. От каждой полочки к соответствующему органу тянулась провисшая атласная ленточка. Сердцу в этом раскладе достался «целебный экстракт белладонны Праудфут».
Поверх задника можно было немного заглянуть внутрь. Магазин освещали флюоресцентные лампы, подвешенные к потолку, обитому луженым листовым железом. Вдоль дальней стены стояли старомодные деревянные стеллажи со стеклянными дверцами. В аптеке не было заметно движения, только качался маятник часов.
Я вошел внутрь. Воздух был тяжелый и едкий от каких-то благовоний. Когда я стал закрывать дверь, над головой зазвенели колокольчики. Я быстро осмотрелся. У самого входа стоял вращающийся металлический стенд: сонники и брошюрки с советами по сердечной части стремились перещеголять одна другую броскостью обложек. Пирамидкой стояли цилиндрические картонные коробочки с волшебным порошком: утром присыпьте костюм, выберите число из сонника и отправляйтесь на скачки за крупным кушем.
Пока я рассматривал разноцветные ароматизированные свечи, приносящие удачу при постоянном использовании (фирма гарантирует), из подсобки вышла хорошенькая девушка кофейного цвета в белом аптечном халатике поверх платья. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать. У нее были вьющиеся волосы до плеч, цвета полированного черного дерева, и несколько звонких и круглых серебряных браслетов на тоненьком запястье.
Она встала за прилавок:
— Здравствуйте. Вам помочь?
Заученность интонации не могла скрыть нежной карибской напевности ее голоса.
Я сказал первое, что пришло в голову:
— Скажите, у вас есть Большой Иоанн? [10]
— Вам целиком или в порошке?
— Целиком, в амулете ведь главное форма?
— Амулетами мы не торгуем, сэр. У нас «зеленая аптека».
— А там, у двери, тоже лекарства?
— Да, у нас есть сувениры. Ну и что? У Рексалла в аптеке торгуют открытками.
— Я шучу! Не хотел вас обидеть.
— А я и не обиделась. Вам сколько взвесить?
— А мисс Праудфут здесь?
— Я и есть мисс Праудфут.
— Вы — мисс Евангелина Праудфут?
— Нет, я Епифания. Евангелина — это так маму звали.
— Звали?
— Она умерла в прошлом году.
— Соболезную.
— Она много лет болела, с постели не вставала. Отмучилась…
— Ваша мама дала вам прекрасное имя, Епифания. Оно вам очень идет.
Кофейная девочка чуть порозовела.
— И не только имя. Эта аптека уже лет сорок доход приносит. У вас с мамой были какие-то торговые дела?
— Нет, я ее не знал. Мне просто надо было ее спросить кое о чем…
Топазовые глаза Епифании потемнели.
— Вы что, из полиции?
Я улыбнулся, готовясь повторить легенду про журнал «Лук», но понял, что смышленая барышня не даст себя провести.
— Я частный детектив. Могу показать копию удостоверения.
— Нужна мне ваша копия! Что именно вы хотели от мамы?
— Я ищу Джонни Фаворита.
Девушка вздрогнула и замерла, словно ей к шейке приложили кусочек льда.
— Он умер.
— Многие так думают, но это не так.
— Все равно, для меня он умер.
— Вы его знали?
— Нет, я его никогда не видела.
— Эдисон Свит сказал мне, что он был другом вашей мамы.
— Я тогда еще не родилась.
— А мама вам о нем не рассказывала?
— Послушайте, не знаю, как вас зовут, но вы явно не джентльмен. Я не собираюсь рассказывать вам мамины секреты.
Я пропустил эту реплику мимо ушей.
— Хорошо. Но, может быть, вы или ваша мама видели его за последние пятнадцать лет?
— Я говорю вам: я его не видела. А я знала всех ее друзей.
Я достал свой «настоящий» бумажник и протянул ей визитку, в которой значилась контора «Перекресток».
— Ладно, ничего не поделаешь. Я особенно и не надеялся. Вот моя карточка, там внизу рабочий телефон. Позвоните, если что-нибудь вспомните или узнаете, что кто-то его видел, хорошо?
Она улыбнулась мне, но личико осталось настороженное.
— А что он сделал? Зачем вы его ловите?
— Я его не ловлю. Мне просто нужно узнать, где он.
Епифания сунула карточку в окошко кассового аппарата, украшенного множеством медных завитушек.
— А если он умер?
— Это все равно. Деньги свои я так и так получу.
В этот раз мне почти удалось ее рассмешить.
— Тогда лучше б вы его на кладбище нашли.
— Да я не против. Не потеряйте карточку, хорошо? Мало ли что может случиться.
— И правда.
— Ну, спасибо вам.
— Постойте, а корень?
Я приосанился:
— Неужто дела мои так плохи, что мне нужен корень?
— Ох, мистер Перекресток, — аптекарша рассмеялась настоящим, живым и теплым смехом, — похоже, что дела ваши хуже некуда.
Глава пятнадцатая
Пока я ездил, второе отделение закончилось, и Ножка снова восседал на том же месте. В его бокале пузырилось шампанское. Я стал пробираться к нему, на ходу закуривая сигарету.
— Ну что, узнал что хотел? — равнодушно поинтересовался Свит.
— Евангелина умерла.
— Да ну? Вот это жалко. Баба была — таких поискать.
— Я говорил с ее дочкой, но она мне почти ничего не сказала.
— Слушай, сынок, а может, ты про кого другого напишешь?
— Нет, теперь уж мне самому интересно. — Я просыпал пепел себе на галстук, попытался стряхнуть и обрел второе пятно, как раз рядом с тем, что осталось от супа. — Вот вы, кажется, неплохо знали Евангелину. Может быть, расскажете мне еще про ее роман с Фаворитом?
10
Корень Большого Иоанна Завоевателя — магический корень-амулет, приносящий деньги, удачу в игре и в любви. Есть также Южный Иоанн, помогающий при родах и облегчающий боли при менструациях, и Малый Иоанн, излечивающий желудочные болезни и приносящий победу в тяжбах.