Медная стрелочка отсчитала этажи с первого по одиннадцатый, а в левом окошке ее сестричка двинулась вниз. Из лифта вышел целый струнный квартет с инструментами. Наверх, кроме меня, ехал только мальчишка из бакалейного магазина, нагруженный картонной коробкой с продуктами, которую он нес на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: «Девятый, пожалуйста».
Под бешеный ритм чечеточных курсов, помещавшихся где-то внизу, я поднялся по лестнице на одиннадцатый этаж. Где-то в дальнем конце пустого коридора тирольскими напевами переливалось все то же сопрано.
Я остановился у двери со значком Скорпиона, положил дипломат на вытертый палас и щелкнул замочками. Лежавшая сверху папка-гармошка с липовыми формулярами и какими-то бумажками придавала моему другу благопристойно-официальный вид. Внизу же, в тайном отделении, я хранил свой профинвентарь. В полиуретановых гнездышках уютно устроился набор воровских инструментов из особо прочной стали, контактный микрофон, миниатюрный магнитофончик, бинокль «Лейц» с десятикратным увеличением, фотокамера «Минокса» с особой подставкой, чтобы фотографировать документы, связка отмычек, за которую я в свое время выложил пятьсот долларов, никелированные наручники и, наконец, заряженный «смит-вессон» сорок восьмого калибра с корпусом из сверхлегкого сплава.
Я вытащил микрофончик и сунул в ухо наушник. Удобная все-таки вещь этот микрофон. Приложил к двери — и пожалуйста: слышишь все, что происходит внутри. А если вдруг кто появится, я сую микрофон в нагрудный карман, а наушник превращается в слуховой аппарат.
Но никто ниоткуда не появился, коридор был пуст, и в пустоте эхо сопранных трелей сливалось с ученическими гаммами. Потом послышался голос Маргарет Крузмарк:
— Не разлей вода мы с ней не были, но я очень уважала твою мать.
Епифания что-то пробормотала в ответ.
— Мы с ней часто виделись, когда еще ты не родилась. Она обладала большой силой.
— Вы долго были помолвлены с Джонни? — спросила Епифания.
— Два с половиной года. Тебе с лимоном или со сливками?
Видимо, там опять пили чай.
Епифания попросила лимон и сказала:
— Все то время, что вы были помолвлены, мама встречалась с Джонни.
— Девочка моя, неужели ты думаешь, что я не знала? У нас с Джонни не было секретов друг от друга.
— Поэтому вы и разошлись?
— Разорвали помолвку — единственно ради газет. Когда мы пустили слух, что расстаемся, у нас были свои, личные причины. На самом деле, мы никогда не были так близки, как в последние месяцы перед тем, как его забрали на войну. Да, я не отрицаю, отношения у нас были не совсем обычные. Но ты, я надеюсь, достаточно умна, чтобы не забивать себе голову буржуазной чушью. Твоя мать никогда не имела предрассудков на этот счет.
— Менаж-а-труа — куда уж буржуазией…
— Никакого менаж-а-труа у нас не было! Ты что думаешь, мы там оргии устраивали?
— Я вообще не знаю, что у вас было. Мне мама о вас никогда не рассказывала.
— А зачем ей было рассказывать? Для нее Джонатан умер. А больше нас ничего не связывало.
— Он не умер.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Что, кто-то приходил, спрашивал о нем, да? Детка, говори! Может, от этого зависит наша жизнь!
— Как это?
— Неважно. Кто-то приходил, да?
— Да.
— Как он выглядел?
— Не знаю. Человек как человек.
— Крупный такой, да? Не толстый, но в теле? Неухоженный? Ну то есть одет кое-как, костюм синий, мятый весь, ботинки не очень чистые. Еще усы, да? Большие черные усы. Волосы короткие, с проседью, так?
— Глаза синие, добрые. В первую минуту видишь только глаза.
— Он Ангелом назвался?
В голосе Маргарет зазвенела нешуточная тревога.
— Да, Гарри Ангелом.
— Что он хотел?
— Он ищет Джонни.
— Зачем?
— Не сказал. Он детектив.
— Из полиции?
— Нет, частный. А что?
Легонько звякнула фарфоровая чашечка.
— Я сама толком не знаю. Он и ко мне приходил. Не сказал, что детектив, просто просил погадать. Ты меня извини, что я тебя выгоняю, но мне нужно сейчас уйти. Обязательно.
— Нам грозит опасность? — голосок Епифании дрогнул на последнем слове.
— Сама не знаю. Если Джонатан вернулся, случиться может что угодно.
Девочка не выдержала:
— У нас одного человека убили в Гарлеме. Он маму знал и Джонни. Ангел и к нему приходил.
По паркетному полу проехало кресло.
— Мне нужно идти, — сказала Маргарет. Вот твое пальто. Спустимся вместе.
Послышались приближающиеся шаги. Я выдернул наушник, сунул его вместе с микрофоном в карман пальто, подхватил под мышку дипломат и помчался по коридору, как чемпион по спринту. Добежав до пожарной лестницы, я затопал вниз, перепрыгивая через пять ступенек и хватаясь за перила, чтобы не упасть.
Дожидаться лифта на девятом этаже было рискованно: была опасность наткнуться на моих дам, поэтому я продолжил спускаться по черной лестнице. В пустом холле я, задыхаясь, остановился у лифтов и глянул на стрелочки. Левая шла вверх, а правая вниз. Так или иначе, они скоро будут здесь.
Я выбежал наружу, под аккомпанемент гудков, спотыкаясь, перебрался через дорогу и остановился у лотка с горячими крендельками. Я сипел и отдувался, как какой-нибудь старикан с эмфиземой легких. Гувернантка, катившая детскую коляску, сочувственно прищелкнула языком.
Глава двадцать шестая
Епифания и Маргарет вышли из дома вместе и прошли еще квартал по направлению к Пятьдесят седьмой улице. Я двигался по другой стороне, держась на одном уровне с ними. На углу Маргарет с чувством поцеловала Епифанию в щеку: ни дать ни взять старая дева с любимой племянницей.
Дождавшись зеленого света, Епифания перешла на мою сторону. Маргарет Крузмарк отчаянно махала рукой проезжающим такси.
Заметив новенькую машину с шашечками на борту и горящей лампочкой на крыше, я остановил ее и запрыгнул внутрь, прежде чем Епифания заметила меня.
— Куда едем? — спросил щекастый водитель, опуская флажок.
— Хочешь два бакса сверх счетчика?
— А что надо?
— На хвост кой-кому сесть. Остановись-ка вон у «Русского кафе».
Водитель притормозил у входа и обернулся ко мне. Я открыл бумажник и мельком показал ему значок.
— Видишь дамочку в твидовом пальто? Вон в такси садится у Карнеги-холл. Надо за ней проследить.
— Сделаем.
На перекрестке с Пятьдесят седьмой такси с Маргарет Крузмарк развернулось и поехало в обратную сторону. Мой водитель, чуть повременив, повторил тот же маневр. Такси свернуло на Седьмую и двинулось к центру города. Мы держались на расстоянии в полквартала, чтобы не вызывать подозрений.
Щекастый перехватил мой взгляд в зеркале заднего вида:
— Так что, пятерка сверху будет?
— Будет, если не погоришь.
— Да вроде не первый день за рулем.
Мы добрались по Седьмой до Таймс-сквер, проехали мимо моей конторы и вслед за такси свернули на Сорок вторую. Виртуозно ныряя между машинами, мой водитель держался близко, но не чересчур. Потом чуть прибавил, чтобы проскочить на зеленый на Пятой авеню, иначе мы бы их потеряли.
Между Пятой и Центральным вокзалом была такая пробка, что машины еле ползли.
— Видел бы ты, что тут вчера творилось, — заметил водитель. — Они тут парад устроили в честь Дня святого Патрика, так весь вечер не протолкнуться было.
Такси перед нами снова свернуло в сторону жилых кварталов на углу Лексингтон-авеню и остановилось напротив Крайслер-билдинг. Загорелся огонек на крыше. Маргарет Крузмарк собиралась выходить.