— У нас с ней секретов не было. Такое она бы скрывать не стала.
— Видимо, в женщинах вы разбираетесь не так хорошо, как в кораблях.
— Уж свою-то дочь я знал. Если она и видела его потом, то только в тот день, когда он ее убил.
Я отхлебнул свое виски.
— Хорошая получается картинка. Пятнадцать лет назад парень с полной потерей памяти, который сам себя не помнит, растворился в толпе под Новый год и как в воду канул. А потом вдруг он является из ниоткуда и начинает людей убивать.
— Кого он еще убил? Фаулера?
— Фаулер сам застрелился.
— Брось, — фыркнул Крузмарк, — это подстроить ничего не стоит.
— Правда? И как бы вы это подстроили?
Крузмарк уставился на меня холодными пиратскими глазами:
— Ты ври, да не завирайся. Если б мне надо было, он бы давно уже был на том свете.
— Сомневаюсь. Если он покрывал вашу затею с Либлингом, то он вам был нужнее живой.
— Фаворита надо было убирать! Фаворита, а не Фаулера, — зло процедил Крузмарк. — Ты что за убийство расследуешь?
— Я не убийство расследую, а ищу человека с амнезией.
— Я очень надеюсь, что тебе повезет.
— Вы полиции сказали про Фаворита?
Крузмарк потер свой каменный подбородок.
— Да, задачка была та еще. И на след их навести, и самому не подставиться.
— Уверен, вы смогли их убедить.
— А как же! Они спросили, с кем Мэг встречалась. Я им назвал пару имен, — кого помнил, — а потом сказал, что серьезно у нее было только с Фаворитом. Они, конечно, за него ухватились.
— Еще бы.
— Я им рассказал и про помолвку, и что он со сдвигом был, да еще с каким… Все, чего в газетах никогда не было, рассказал.
— Должно быть, ваш рассказ произвел впечатление.
— Они получили, что хотели. Я просто помог.
— Они спрашивали, где его искать? Что вы им ответили?
— Ничего. Сказал, что с войны его не видел. Мол, последнее, что слышал, — что его ранило. Если они и теперь ничего не найдут, значит, им в полиции делать нечего.
— Понятно. Они дойдут до Фаулера, а там упрутся в тупик.
— Черт с ними. Ты лучше о своих делах подумай. Сорок третий год! Что тут можно найти?
— А я и искать не буду. — Я допил бокал и поставил его на стойку бара. — В прошлом его не найдешь. Если он в городе, то скоро объявится. Только в этот раз я буду наготове.
— Думаешь, я — следующий? — Крузмарк легко слез с тренажера.
— А вы как думаете?
— Я из-за него дергаться не буду.
— Не будем терять друг друга из виду, — сказал я. — Мой телефон в справочнике есть, если что — звоните.
Вручать визитку очередному потенциальному трупу мне как-то не хотелось.
Крузмарк хлопнул меня по плечу и просиял своей миллионерской улыбкой.
— А ты, Ангел, парень не промах.
Он проводил меня до входной двери, всеми порами излучая обаяние.
— Я с тобой еще свяжусь, будь уверен.
Глава тридцать девятая
Все время, пока я шел вниз, рука у меня ныла от зверского пожатия Крузмарка.
— Вызвать вам такси, сэр? — спросил портье, прикоснувшись к украшенной галуном шапочке.
— Спасибо, я лучше пройдусь.
Мне было о чем подумать, и беседа с таксистом о житье-бытье, происках мэра или новостях бейсбола не входила в мои планы.
На углу стояли двое. Первый, плечистый коротышка в синей ветровке из вискозы и черном спортивном костюме, был похож на школьного тренера по футболу. Второй был парень лет двадцати с зачесанными назад набриолиненными волосами и умоляюще-влажным взором Иисуса с пасхальной открытки. Он был одет в великоватый костюм на двух пуговицах из блестящей зеленой ткани с подложными плечами и заостренными лацканами.
— Эй, парень! Есть минутка? — «Тренер» быстро пошел ко мне, держа руки в карманах. — Покажу тебе кое-что.
— В другой раз, — сказал я.
— Нет, сейчас. — Из полурасстегнутой ветровки на меня уставилось тупое дуло автомата.
Видна была только его передняя часть. Двадцать второй калибр. Дядя, значит, силен. Или думает, что силен.
— Это какая-то ошибка, — сказал я.
— Никакой ошибки. Ты — Гарри Ангел? — Автомат снова исчез в складках ветровки.
— Если знаешь, зачем спрашивать?
— Тут парк есть через дорогу. Пойдем поговорим, где никто не помешает.
— А этот? — Я кивнул головой в сторону парнишки, тревожно следившего за нами своими влажными глазами.
— Он с нами.
Мы перешли Саттон-плейс и спустились по ступеням, ведущим к узкому парку на берегу Ист-ривер. Парень шел следом.
— Здорово придумано: карманы у ветровки вырезать, — заметил я.
— Полезная штука, да?
Вдоль набережной шла аллея. За железной оградой метрах в трех внизу плескалась вода. В дальнем конце маленького парка седой мужчина в кардигане выгуливал на поводке йоркширского терьера. Он шел в нашу сторону, но медленно, сообразуясь с жеманной трусцой собачки.
— Сейчас, пройдет этот… — пробормотал «тренер». — А ты пока природой полюбуйся.
Парень с глазами Иисуса оперся локтями об ограду, провожая взглядом баржу, идущую против течения по каналу от острова Вэлфэр. Тренер стоял у меня за спиной, раскачиваясь с пятки на носок, как профессиональный боксер. Вдалеке терьер поднял лапку возле урны. Мы ждали.
Я смотрел на узорчатую сетку Квинсборского моста, на безоблачную синеву неба, обрамленную сложным узором балок. Любуюсь природой. День какой хороший. В такой только и умирать. Смотри тихонько в небо, пока не уйдет последний свидетель, и старайся не думать о том, как блестит и струится река под ногами, пока самого тебя с пулей в глазу не перевалят через ограду.
Я покрепче сжал ручку дипломата. От моего тупоносого «смит-вессона» проку сейчас никакого. Седой джентльмен с собачкой уже метрах в пятидесяти. Я напружинился и покосился на «тренера». Я ждал, когда он ошибется. Вот он быстро глянул на собачника. Этой секунды мне хватило.
Я размахнулся и со всей силы врезал «тренеру» дипломатом промеж ног, отчего тот заорал с подлинным чувством и сложился пополам. Видимо, при этом он случайно нажал на спусковой крючок: выстрел прожег ветровку, по асфальту брызгами разлетелись пули. Интересно, что звук был не громче чиха.
Терьер, натягивая поводок, с пронзительным лаем рванулся вперед. Я обеими руками схватил дипломат и с размаху грохнул «тренера» по башке. Тот хрюкнул и повалился на землю. Я пнул его под локоть, и кольт «матч таргет вудмен» с перламутровой, сделанной на заказ рукоятью, вращаясь, отлетел в сторону.
Джентльмен в кардигане замер с открытым ртом. Я обернулся к нему:
— Убивают! Полиция!
Паренек с глазами Иисуса быстро шагнул ко мне, сжимая в кулаке короткую, обтянутую кожей дубинку. Я поднял дипломат на манер щита. Первый удар приняла дорогая телячья кожа. Я попытался пнуть его ногой, но парень, словно в танце, подался назад. Длинный ствол кольта поблескивал соблазнительно близко, но нагнуться за ним было бы слишком рискованно. Парнишка сообразил, в чем дело, и попытался было отрезать мне дорогу, но не успел: я поддал кольт ногой, и тот, скользнув в просвет под оградой, отправился прямиком в воду.
Этот маневр заставил меня раскрыться, и парень врезал мне сбоку по шее тяжелой дубинкой. Теперь уже заорал я. От боли у меня брызнули слезы. Давясь кашлем, я пытался втянуть в легкие немного воздуха. Я как мог прикрывал голову, но паренек имел явное преимущество. Он снизу вверх наискось ударил меня в плечо, а секунду спустя мое левое ухо словно взорвалось. Валясь на колени, я увидел, как седовласый джентльмен в кардигане подхватил своего лающего друга и с воплями устремился вверх по лестнице, ведущей к выходу.
За его отбытием я наблюдал стоя на четвереньках. От боли глаза застилал розовый туман. В голове ревело, как в вагоне горящего экспресса. Потом был еще один удар, и поезд вошел в тоннель.
В темноте остро светились огоньки. Асфальт под щекой был мокрый и липкий. Сколько же я так пролежал? Может, сто лет, как Рип ван Винкль? Нет, единственный действующий глаз наконец-таки открылся, и взору моему предстал все тот же Иисусик, поднимающий на ноги поверженного «тренера».