И сейчас, стоя у этой же двери, он медлил. Здесь ли Хадрат, верховный жрец, один из немногих магов, на которых он мог положиться? Захочет ли он помочь? И сумеет ли? Королева считала это бесспорным, ибо, чистая душой, не сомневалась в верности и преданности Хадрата. Но Конан помнил, что со дня последней встречи с жрецом Асуры протекло изрядное время, и все могло перемениться. Если не сам Хадрат, так его тайное убежище.
Тряхнув головой, он отогнал ненужные страхи и сомнения; затем постучался - трижды, чтоб показать, что перед дверью стоит не случайный человек.
Его как будто ждали. Спустя мгновение дверь приоткрылась - ровно настолько, чтобы король смог протиснуться внутрь - и быстро захлопнулась за его спиной. Лязгнули засовы, чья-то мягкая холодная рука легонько тронула его запястье, то ли знакомясь, то ли узнавая… Конан крепко схватил эту руку, сжал ее и негромким шепотом произнес:
– Почтенный Хадрат, жрец Асуры, здесь? Я хочу его видеть.
В ответ послышалось что-то похожее на шелест осенних листьев; затем тонкие холодные пальцы обхватили запястья короля, потянув его за собой. На лестнице царил полумрак, но с каждым шагом Конан узнавал эти стены, сложенные из едва отесаных каменных глыб, эти пологие щербатые ступеньки и тоннель, что тянулся за ними. За миг до появления тускло освещенного факелами прохода, ведущего в лабиринт, он уже припомнил то, что находилось дальше - путаницу коридоров и узкие щели в стенах, бесчисленные тупики, подземные галереи, уходившие, казалось, в никуда… У входа в лабиринт привратник отпустил его руку, оглянулся, словно желая успокоить короля, и быстро прошел вперед. На длинной тощей его фигуре плащ болтался, как на древке копья, полы путались в ногах, но жрецу это вроде бы ничуть не мешало. Конан следовал за ним столь же уверенным и быстрым шагом, с любопытством оглядываясь, хмуря брови и припоминая.
Жрецы Асуры обладали удивительным искусством скрывать свои святыни. Культ Митры, солнечного божества, был главенствующим во всех хайборийских землях, и во многих из них поклонение Асуре существовало вопреки официальному запрету и всеобщей неприязни. В свое время Конан слышал немало жутких историй о тайных храмах, где густой дым день и ночь возносится над алтарями и где похищенных людей приносят в жертву огромному змею; а то, что оставалось от трапезы священного гада, якобы пожирали людоеды-жрецы. Самые ярые сторонники Митры клялись, что этот мерзкий культ пришел их Стигии, и что Асура не что иное, как воплощение Сета, древнего Змея Вечной Ночи, явившегося соблазнить и сгубить солнцепоклонников-хайборийцев. Но все это являлось лишь суеверием, ложью и предрассудками. Предки племен, чтивших Асуру, пришли не из Стигии, а из Вендии, лежавшей за морем Вилайет и голубыми Гимелианскими горами; они были детьми Востока, а не Юга. Познания их были загадочны и огромны; к тому же у адептов Асуры имелись свои тайные способы добывать истину - не менее надежные и быстрые, чем у шемита Сирама.
Лабиринт кончился, и теперь король стоял в преддверии огромного зала, ярко освещенного бронзовыми светильниками; большую часть мраморных стен скрывали завесы из черного шелка, а мозаичный пол был устлан толстыми мягкими коврами. Здесь, восемь лет назад, ему впервые довелось увидеть лик Хадрата, жреца Асуры. Хадрату и его единоверцам было за что благодарить аквилонского владыку, защитившего их от преследований жрецов Митры и ярости подстрекаемого ими простонародья. Конан полагал, что для верящих в Асуру этот бог ничем не хуже Митры или Крома, и под властной его рукой потомки вендийских переселенцев чувствовали себя в Аквилонии спокойно.
Но помнил ли Хадрат о том давнем благодеянии?
Помнил!
– Рад лицезреть тебя в добром здравии, государь! - на бледном и суровом лице жреца промелькнуло подобие улыбки. Затем он низко склонился перед Конаном и почтительным жестом указал на сиденье из слоновой кости. Король хмыкнул, вспоминая и этот задрапированный черным зал, и резное сиденье, и самого Хадрата, который вроде бы ничуть не изменился: даже морщин не прибавилось на его чистом, с правильными чертами, лице. Воистину говорят, что век магов долог, а плоть их не подвержена бегу столетий!
– И я рад встретиться с тобой, Хадрат, - произнес король, усаживаясь. Вот так же когда-то сидел он здесь, лишенный престола, загнанный, словно дикий зверь, в каждом подозревая врага… Впрочем, нет! И в те дни не отвернулись от него верные и преданные, а первым из них был этот жрец, адепт Асуры… Память о Немедийской войне вновь встревожила Конана; он думал о времени, когда грозил ему Ксальтотун, призрак, оживленный Орастом, когда на троне его восседал Валерий, когда орды немедийцев топтали аквилонскую землю… Где они, враги его? Если не считать покорного ныне Тараска, их нет - даже могущественного Ксальтотуна, исчезнувшего в небытие, откуда вызвали его магические заклятья. Что ж, каждому отмерен богами свой земной путь, и вмешиваться в их волю опасно…
На миг воспоминанья о былом заставили его забыть, что в мире, собственно, ничего не изменилось: новые враги пришли на место старых, а Сердце Аримана вновь похищено и пребывает неведомо где. Быть может, в руках чародея, который превратится со временем в такого же могущесвенного колдуна, как Ксальтотун, ахеронский властитель… От этой мысли у Конана перехватило дух. Он прикусил губу - капелька крови выступила на ней, зато ощущение бессилия и надвигающейся опасности исчезло.
Он поднял взгляд на Хадрата. Жрец Асуры в молчании стоял перед ним, согнувшись в неглубоком, но почтительном поклоне; кажется, он догадывался, что творится с королем. Глаза его, полуприкрытые ресницами, не мигали, и тревога, мерцавшая в темных зрачках, подсказала Конану, что рядом с ним друг.
– Хадрат… Верный и мудрый Хадрат… - король протянул руку и сжал тонкие сухие пальцы жреца. - Я вновь нуждаюсь в твоей помощи… Готов ли ты выслушать то, что я скажу, и сохранить в тайне?
Жрец кивнул, придвинулся ближе к Конану, заглядывая ему в лицо, и негромко спросил:
– Ты не ранен, владыка? И не голоден? Не желаешь ли…
– Нет! - нетерпеливо прервал его король. - Я не голоден и не ранен, и чтоб доказать тебе это, выпью немного вина.
Хадрат ударил серебряной палочкой в золотой гонг, и в дверях появилась фигура в плаще с капюшоном. Но это не был тот костлявый жрец, что проводил Конана в святилище. Крепкий и широкоплечий, сей служитель Асуры выглядел, несомненно, моложе; лица его, скрытого темной шелковой повязкой, король рассмотреть не мог, но осанка и уверенная поступь говорили сами за себя. Не иначе, как защитник храма, обученный боевому искусству, решил Конан, знавший о том, что в традициях вендийских племен было делить людей на касты. Жрецы считались самой уважаемой из них и стояли на ступеньку выше благородных воинов-кшатриев.
Склонившись перед Хадратом, юноша в плаще выслушал тихое приказание и бесшумно исчез из зала. Почти сразу он появился вновь: в руках его был большой серебряный поднос с кубками и высоким узкогорлым золотым кувшином. Скользящими шагами прислужник подошел к столу, снял с подноса кувшин и кубки, поставил их перед Конаном, молча поклонился и словно растаял в воздухе.
Хадрат, тоже не произнеся ни слова, разлил вино, и лишь когда король прикоснулся к краю чаши губами, произнес:
– Что бы ни случилось с тобой, владыка, я готов слушать, готов служить тебе и хранить твои тайны. Да будет в том порукой бог, коему я поклоняюсь! - Он подождал, пока Конан выпьет вино, и добавил: - Теперь поведай мне о том, что тревожит твое сердце.