Расправляясь с овощами, Сирам еще раз обдумал версию, связанную с офирцем, зингарцем и аргосцем, и отверг ее. Эти нобили не могли действовать самостоятельно, без поддержки; слишком неумелыми они были, слишком неопытными в воровском искусстве. Даже Мантий Кроат, самый осторожный и хитрый из них! Аргосец был изнежен и пуглив, а зингарец - напорист и груб, но легковерен. И все трое - редкостные болваны! Вывод сей не затрагивал их держав, к которым шемит относился без предубеждения и даже с симпатией. Волею судеб три его повара, Кириум, Мортада и Антонион, были как раз из Офира, Зингары и Аргоса; первый отлично готовил сладости, второй - мясные блюда, тогда как Антонион был непревзойденным специалистом по части рыбы, моллюсков и крабов. Нет, если говорить о поварском искусстве, все три страны заслуживали глубочайшего уважения! Но их благородные нобили да рыцари, способные лишь надувать щеки, не стоили ни гроша; они не умелм ни кухарить, ни воровать.
Не исключалось, впрочем, вмешательство других послов, коих при аквилонском дворе хватало. Были посланцы из Немедии и Бритунии, из Турана и Иранистана; был гипербореец, был весьма хитроумный заморанец, был чернокожий из Пунта, обряженный в перья и плащ из леопардовой шкуры. Их, как возможных злоумышленников, Сирам тоже отверг. Пунтиец, по слухам, лишь тряс своими перышками, соблазнял хорошеньких служанок да поглощал на королевских приемах крепкие напитки; гипербореец по части выпивки и девушек от него не отставал. Оба они казались парнями простодушными и не склонными к интригам по причине недостатка ума; шесть локтей мускулистой плоти, и не единой мысли в голове, кроме как о женщинах и спиртном. Прочие посланцы, если не считать прибывшего из Заморы, недалеко от них ушли; все они являлись людьми благородными, предпочитавшими вершить грязные делишки с помощью чужих рук. Что касается заморанца, то он, быть может, как и Мантий Кроат, привез с собой из Аренджуна подходящий камешек, однако до сих пор ничем своих намерений не выдал. Сираму казалось, что можно и его освободить от подозрений; случись иначе, заморанец притащил бы не только рубин, но и пару искусников из Шадизара, способных пробраться в королевскую сокровищницу и подменить талисман. Однако, как сообщала голубиная почта, никто из шадизарских ночных умельцев в Тарантию не отправлялся.
Покончив с овощами, Сирам уделил внимание слоеному пирогу с орехами и медом, изготовленному как раз по шадизарскому рецепту, тайна коего обошлась ему в мешочек золотых монет. Но пирог того стоил; он таял во рту, ласкал небо и проскальзывал в желудок без малейших усилий. Вот разве что запить его глотком холодного шербета…
Итак, оставался стигиец, таинственный Нох-Хор, снабдивший Лайоналя порошком черного лотоса и зельем, от коего вмиг проржавели прочные замки. Стигиец или, быть может, некто иной, до сих пор не учтенный в рассуждениях Сирама; эту неизвестную личность он обозначил "сир Хитрец".
О стигийце было уже кое-что известно. Первым делом, сведения, выжатые королем из Лайоналя, утверждавшего, что стигиец встречался с ним на базаре и окраине Тарантии, за городскими воротами, в начале Южного тракта - той самой дороги, по которой вчера попробовал сбежать злополучный Винчет Каборра. Нох-Хор, по словам Лайоналя, был неизменно облачен в черную хламиду и походил на стигийского жреца - выглядел высоким, тощим, грязным и страшным. По слухам, собранным Альясом на тарантийских базарах, там появлялся высокий стигиец, однако не маг и не жрец, а мелкий жулик, выдававший себя за гадателя и знахаря. Он предлагал легковерным настойки из трав, помогавших якобы в любовных делах, а также от бесплодия и корчей, что случаются с перепившими вина; мог, при случае, и утащить кошель либо ценную безделушку с прилавка. Альяс с Тульпой даже вызнали, где он обитает - как раз в предместье за Южными вратами, в хибарке на улице Вздохов. Там селилась голь перекатная и там все тоскливо вздыхали - от безденежья и хронической жажды.
Нет, сей стигиец на адепта Черного Круга никак не тянул! Жрецы Сета были людьми коварными, хитроумными, но гордыми; если уж они маскировались, то предпочитали избрать личину купца, богатого паломника, властительного князя, но никак не знахаря-воришки. Были среди них высокие, тощие и страшные, но не было грязных; их религия предписывала блюсти чистоту - если не помыслов, так плоти.
Подумав об этом, Сирам судорожно сглотнул, едва не подавившись пирогом. Грязный! Такого быть не могло!
Он прожевал очередной кусок и уставился невидящими глазами на бассейн Иракуса. Грязный! Великий Мардук!
С другой стороны, сир Лайональ не утверждал наверняка, что грязнуля Нох-Хор - стигийский жрец; он говорил, что тот п о х о ж на жреца. Но вряд ли койфиту за всю его жизнь довелось лицезреть настоящего мага из Кеми, Луксура или Птейона; такой недоумок любого стигийца в черном плаще мог принять за грозного колдуна, допущенного к великим и жутким таинствам.
Болван, сын болвана!
Сирам не мог сказать, к кому относится последняя мысль - то ли к сиру Лайоналю, то ли к нему самому. Однако, аккуратно подобрав с блюда крошки пирога, он обратил взор к Альясу и пробормотал:
– Хрр… Чтоб мне пить одну мочу кастрированного шакала!
Альяс склонился к нему:
– Что повелишь, хозяин? Ты помянул шакала, или я не расслышал?
Сирам прикрыл глаза.
– Забудь, сын мой; я хотел сказать нечто иное… нечто значительное… - Он подумал, отхлебнул вина и произнес: - Вот что: случившее вчерашним днем определяет то, что произойдет завтра… Да, так и только так!
– А что произойдет завтра, хозяин? - с любопытством спросил Альяс.
– Завтра поутру ты прогуляешься в город и узнаешь точно, в какой развалюхе на улице Вздохов прячется стигийский мошенник. Узнав же сие, иди к почтенному Паллантиду, капитану королевской стражи, и скажи ему, чтоб того стигийца разыскали и предъявили койфиту Лайоналю, что сидит в Железной Башне. О том, что будет, расскажешь мне.
– Может, надо отправиться сейчас?
– Нет. Сейчас мы заняты другим делом. Что там у нас на очереди, сын мой?
– Фрукты с офирской подливкой, хозяин.
– Вот и давай их сюда!
Со стигийцем можно не торопиться, думал Сирам, вылавливая из сладкого сиропа половинку персика. Кем бы этот тип не оказался, магом или мошенником, он тоже не успел: когда сир Лайональ проник в сокровищницу, талисмана там уже не было. Если только вся история с Лайоналем не задумана для отвода глаз, как бегство Винчета Каборры… Тогда камень все ж таки похитил стигиец, и надо думать, что его уже и след простыл…
Впрочем, это предположение казалось Сираму весьма зыбким и не достойным пристального внимания. В конце концов, он должен искать талисман, а не какого-то стигийского жулика! Он попытался сосредоточиться на загадочной фигуре сира Хитреца, истинного похитителя, обскакавшего и стигийца, и злонамеренных послов, и кхитайца с его демоном, но этот таинственный незнакомец словно тонул в тумане, временами выглядывая из-за смутной пелены и насмешливо ухмыляясь Сираму. Тому казалось, что он вот-вот ухватит путеводную ниточку и доберется до Хитреца, однако его физиономия таяла, расплывалась, меркла…
Но был какой-то ключик! Было нечто сказанное королем, что давало надежду подобраться к сиру Хитрецу! Так случается нередко; люди говорят, говорят и говорят, и в шелухе пустых слов вдруг сверкнет алмаз истины. Углядеть его - великое искусство, коим Сирам гордился, справедливо полагая, что многие фокусники могут вытащить кролика из шляпы, а вот извлечь шляпу из кролика дано не всем. Да, не всем! А лишь тому, кто знает, где и как надрезать кожуру пустых речей, дабы выдавить из них сок истины!
Так о чем же говорил король?
О Хадрате, жреце Асуры, который собирался расспросить своего бога о злобных намерениях похитителя… Ха! И что ж ответит Асура? Что Хитрец, укравший камень, ненавидит аквилонского владыку, желает бед его стране, мечтает сокрушить могущество Аквилонии? Полезные сведения, ничего не скажешь! Все это и так ясно и прозрачно, как офирское стекло, и польза от Асуры может быть лишь в одном: если он намекнет, что похититель - чародей. Но в этом Сирам уже не сомневался; кто, кроме колдуна, мог незаметно проникнуть в королевскую сокровищницу? Разве что демон…