А Дамир гипнотизировал ликом своим: дышал быстро и шумно, ноздри носа трепетали яростно. Взглядом по лицу моему прогулялся, задумчивым и огненным, словно сам полыхал и едва сдерживался, чтобы и меня не спалить.
Потянулся рукой к моей щеке.
Затаилась я, страшась и себя, и его, и того, что случиться должно было. Но он лишь кончиками пальцев, едва ощутимо по скуле повёл, я слегка отвернулась, избегая прикосновения и кляня своё слабое тело за то, что так явно выдавало мой страх перед этим существом.
Дамира не смущало ничего. Он… наслаждался властью своей.
По шее уже скользил — по жилке, выдающей, как во мне кровушка бесновалась, с нажимом линию чертил, жадно изучая, как его коготь след красноватый оставлял, и пусть не до крови, но я натягивалась аки струна.
И ещё ниже… уже дланью шершавой по оголённой ключице… А подцепив ленточки — последний рубеж, соединяющий края ворота рубахи, чиркнул по ним, открывая больший доступ к моему телу:
— Зачем так? — в ужасе ахнула, понимая, что уже не отвратим момент близости, а жесты Аспида меня до обморока пугали. Дрожала, во все глаза таращась на мужа. Пламя единственного очага подрагивало, бросая зловещие блики на стены, играя на полу и потолке, на жертвенном алтаре, на Дамире…
От мыслей, что мы одни, я его жена, а Аспид явно намерен закрепить наш брак, уже тёмные оковы небытия смаргивала. Дамир мой истеричный вопрос без ответа оставил и без лишних слов ладонью толкнул на «брачное ложе», пусть оно в данный момент и голый камень в холодной пещере.
О, Великая Лада, даруй мне временное помутнение!
Пусть лучше в обмороке побуду, нежели чувствовать это чудовище!
И поцелуй его не желала ощущать.
Зажмурилась сильно, чтобы не видеть его. Губу закусила, чтобы эта боль притупила другую.
— А ну гляди на меня, — пророкотал Дамир и его проникновенный голос наполнил пещеру. Но повиновалась, лишь когда он повторил: — Кому велено… — грозным рычанием.
И только поймал мой упрямый взгляд, опять ко мне склонился. Губами по моим, закусанным повёл… Языком, ненавязчиво требуя и зубы разомкнуть.
Нервно качнула головой, мол, не поддамся.
Прищурился недобро Аспид проклятущий, ладонью по шее скользнул да на затылок ее положил, ощутимо сжав, точно сомкнул тиски, и я от неприятного ощущения простонала… Уже ему в рот… Аспид того и ждал. Тотчас завладел моими губами. Нагло, голодно набрасываясь. С мурчанием и гудением утробным…
Тогда я в плечи его руками упёрлась, изо всех сил удерживая на расстоянии и про себя как заклятие твердила: «Мерзкие губы… И поцелуй противный! Аспид окаянный! Лучше Светозара нет никого. И теплее его быть не должно!»
И спасение нашла: заставила перед глазами образу Светозара предстать. Светлые волосы, голубые глаза, волевой подбородок, улыбка милая, белозубая.
«Мой любый!.. Прости, что плоть другому достанется. Думы мои всегда о тебе будут. И сердце моё, хоть и Аспиду принадлежит, но тебе отдано», — как ворожбу твердила, отрешаясь от супружеского долга.
— Открой глаза! — злобный голос Дамира вторгся в мысли.
Я по-прежнему лежала бревном на алтаре и упрямо удерживала образ любимого.
— Открой! — рыкнул супруг, аккурат с шорохом рубахи, подол которой рывком задрал, заголяя ляжки.
И тогда в ужасе распахнула очи, теперь и губы сильно сжимая — не получит он от меня ответа, ни мягкости, сколько бы женой ему ни значилась. Сам захотел меня под собой иметь — пусть наслаждается! Ежели телом и стану ему женой, душу свою не отдам на растерзание… Как есть захватчик и лютый Аспид, таким для меня и останется!
— Упираешься? — Дамир таранил меня предостерегающим взглядом, а потом опять поцеловал. Мягче, нежнее, за затылок придерживая да свободной рукой по плечу скользя, талии, бедру…
Я застыла в праведном негодовании, что он от меня ждал? Ответа?
Это же несерьёзно…
И вообще не понимала, на кой он растягивал это мерзкое брачное соитие? Не надобны мне его поцелуи и оглаживания! Ласки и нежности!
Он мне был неприятен, а от мысли, что сейчас сделает своей, вообще лихорадило.
Потому и застыла, как неживая, позволяя ему делать, чего желал, но не отвечая ни на одно движение, ласку. И ежели вначале напряжённая, как струна была, а Дамир губы мои лобзал, то когда нырнул ладонью под подол, по голой ляжке скользнув, дёрнулась нервно, дугой прогнулась, возмущение в рот ему мыча да ударяя по руке его вольной…
Не собиралась, но так жутко испугалась, что на инстинктах, точно птица в силках, в объятиях его забилась.