От этой мысли сердечко ещё буйней застучало, жар в лицо ударил.
— Ничего не нарушаю. Мне пора ноги размять, а то я разучусь ходить, бока наращу… Да и устала я… без дела лежать и тебя ждать.
— А ты ждала? — зелёные глаза сверкнули загадочно, смотрел Аспид с ожиданием.
— Конечно, — замялась, точно под гипнозом улыбки Дамира, — ведь ни Шанура, ни Татуа меня как ты рассказами не баловали, — нашлась быстро, с удовольствием отметив, как довольное лицо Аспида померкло.
— Так сама бы себя развлекала…
— Вот и развлекаю, — буркнула, губу закусив.
— Лучше бы почитала, порисовала…
Я глаза в пол опустила.
— Уж прости, не всяк как ты обучен и одарён… Рисую дурно, а читать, — запнулась, — не умею.
— А мне казалось, что обучена, — без упрёка, скорее заинтересованно брякнул Дамир, продолжая в окне висеть. — Думал, раз счёт знаешь…
— Счёт — да, а читать — нет. Батюшка немного науки дал, азбуку… но на бумаге в слова буквы складывать быстро не умею. Да и зачем? — с грустью жевала мысль, — бояре сказывают, на кой бабе грамота? Не ей делами княжества управлять.
— Так и говаривают? — нахмурился Дамир.
— Что ж я врать буду? — разобиделась на мужа.
— А разве не бывало такого, что людом женщины правили?
— То умные женщины, — помрачнела сильнее. — Какой мужчина признает, что женщина умнее по доброй воле?
— Учёность, не значит ум, — рассудил муж, — но однозначно помогает быть в каких-то вопросах быть умней других. И… ты бы хотела?.. — размазано прозвучало, потому я замерла на миг.
— Конечно, — с осторожничала.
— Понятно, — задумчиво кивнул Аспид, — тогда вот что, непоседливая жена, до стола ступай. Сядь и жди. Я скоро… — и был таков.
Постояла немного, на пустое окошко глядя, а потом дохромала до стола. Села, подол платья оправив, и минутами погодя в комнату Дамир с книгой вошёл.
Я их редко видела в своём отчем доме. И то, ежели главный советник батюшки с собой носил. Ну и в сокривищнице Аспида.
— Вот, — демонстративно качнул книгой, — я тебе развлечение принёс, — передо мной на стол положил. — На твоём языке…
— А что у тебя на других ест?
— Да.
— И ты… их тоже читаешь? В смысле на других языках…
— Да. Я же говорил, что…
— Ведать одно, а читать и писать — другое, — опешила я. — Я и на своём не умею.
— Что ж, ежели усердной будешь, быстро освоишь. А я помогу, ежели моя компания тебе ещё не надоела.
— Нет, — рьяно головой замотала. — Не надоела, — секундой погодя поняла, что выдала свои чувства. Все разом: что скучала, тосковала, как счастлива и благодарна.
И стало это для меня открытием, ведь это были чувства отличные от первых… А значит, я себя предала. Светозару изменила помыслами.
Взгрустнулось тотчас, а Аспид, словно читал меня:
— Опять не угодил. Что не так сделал?
— Нет-нет, — замотала головой. — Это я так, по дому тоскую, — нашлась быстро, но лишь сильнее себя прикопала и мужа обидела.
Дамир помрачнел, я поспешила заверить:
— За Микулой и Варварушкой соскучилась. Они хоть и не общительные, как твои, но близкие мне… с рождения со мной нянчились.
Аспида это явно не убедило. Попилил меня тяжёлым взглядом, да на книгу кивнул:
— Ежели не передумала, открывай.
Глава 24
Глава 24
Дамир/Аспид
Настроение жены быстро менялось, и моё… напрямую зависело от её. Не мог я боле быть рядом. Вольха не осознавала, как это трудно близ её находиться… дышать ей, любоваться, восхищаться… и не касаться.
И ежели Дамиру как мужчине уже горело, то Аспиду и подавно. Уж не ведал, как ещё сдерживался. Не рассчитывал, по чести, что жена так долго будет держаться на расстоянии.
Сердце подсказывало, что она ко мне смилостивилась, оттаяла, а вот на сближение пока не была готова. Ни телом, ни головой…
Дамир грустил.
Аспид изводился.
И мы оба до скрипа зубов мечтали об Вольхе!
А дни тянулись как назло…
— Дамир, — тягучие и неутешительные думы нарушил тихий голос жены. — Устал от меня? — она прилежной ученицей за столом сидела, больную ногу уместив на невысокую подставку, собранную для этих нужд, да грамоту оттачивала. Это я велел, а она усердно пером буквецу и цифры выводила. Уж боле седмицы над азбукой бились, но жена схватывала на лету. Усидчивая и жадная до знаний оказалась. Любой учитель радовался бы такому ученику. А я… тихо восхищался, и только.
— Мне отлучится надобно, — голос собственный шершавей обычного прозвучал.
— За море? — оживилась Вольха.