И тогда он решил мою проблему, заловив робкую кисть и между нами сунув, да свою твёрдую плоть уместив.
Было отдёрнула руку, да очередной рык смертельной угрозой показался. Замерла, к Аспиду прислушиваясь и к себе…
Дамир сдавленно и благодарно выдохнул, побуждая ладонью по длине своего горячего, донельзя напряжённого хозяйства провести.
— Не бойся, — сопел надсадно и яростно, содрогаясь всё сильнее, в ответ моими несмелыми движениями.
— Ещё, — потребовал, только посмела остановиться. И качнулся навстречу, рывком проникая мне под рубаху рукой.
Это было… так постыдно приятно. Так откровенно, что совсем опьянев от вольности, ёрзнула к нему, позволяя меня ласкать.
— Р-р-р, — снова заурчал Аспид и поцеловал жарко, заглотив дыхание вместе со стоном, коей из меня вышиб напором и жадностью.
И я чуть сознание не потеряла от удушливой волны возбуждения.
Не успела дух перевести, углубил поцелуй. Меня точно в воздушную яму окунуло. Сознание расселось, голова закружилась, и в теле такой пожар вспыхнул, что себя потеряла, и вместе с тем, осознала, как нравилось мне касаться этого самого… мужского достоинства. Нравилось ощущать, как оно пульсировало. Как дёргалось, если хват ослабляла. Как ладонь горячило…
Завертелось всё перед глазами, понеслось со скоростью и, не в силах вынести сладкой муки, смежила веки, бессовестно впитывая то, что никогда не испытывала.
Дамир беззастенчиво трогал какие-то запредельно чувствительные точки, обостряя ощущения во стократ. Аспид меня убивал своей страстью и желанием. Мы горели… мы сходили с ума от того, что творили друг с другом. И я уже сдыхала от желания познать больше.
Да как!!!
Я прогибалась навстречу его наглым ласкам. Рукам, блуждающим по моему изнывающему от плотского голода телу. Пальцам, играющим на моих женских точках… В том самом месте, где особенно томилось. Там, где пульсировало от пустоты, куда клялась не допускать.
И было это отнюдь не больно. Не так, как помнила, когда силой брал…
И только тогда меня ослепила догадка — вот что чувствовала Вейта, будучи с моим мужем!!! Вот почему стонала так протяжно и сладко! Вот почему не отказывала ему! Вот почему сама отдавалась…
Это невероятно приятно!
Так приятно, что, уже не контролируя себя, за шею притягивала Дамира, стонами вымаливая ещё более откровенных прикосновении, и долгожданных ласк, и сама гладила смело, впервые довольная тем, как на меня реагировал муж… Аспид!
И он благодарно давал больше и больше.
С рычанием утробным, словно зверь в нём лютовал, а вернее Аспид, вторгся в меня пальцем.
Моё невнятное бормотание/мольбу в момент следующего вторжения Дамир воспринял по-своему… и мне на счастье. Поймал сосок, нагло натягивающий ткань лёгкой рубашки, когда с очередным скольжением шершавой ладони Дамира, утопая в сладострастии, метнулась на подушках и, раскрываясь для него. Прогнулась навстречу в нестерпимой жажде ощутить его глубже и грубее. И задохнулась новой волной удовольствия.
Лишь аккурат собственному громкому стону, как от затрещины очнулась. Вцепилась в волосы Аспида, жадно водя ладонью по его плоти и вороша пальцами густые, жёсткие пряди на голове. Зарывалась, сжимала в кулак и умоляла прекратить то безумие, что он вытворял с моей напрягшейся от возбуждения грудью…
Уж не ведаю, это он со мной творил, но это было до неприличия приятно. Так чувственно и жарко, что не выдерживала обрушившегося шквала новых ощущений. Они во мне пульсировали, точно огромный ком, который быстро разрастался. Разбухал до тех пор, пока не лопнул внутри, заодно и сознание моё взорвав.
Ох и пронзило меня удивительно яркой стрелой удовольствия в том самом месте, где настойчиво ласкал. Словно кострище вспыхнуло — искры взметнулись, разлетаясь по телу, обжигая и голову, и ноги, и промежность…
Я содрогнулась, наслаждаясь острыми, испепеляющими чувствами.
А мой протяжный стон удовольствия, украл очередным поцелуем Дамир. Качнулся ко мне бёдрами, зарычал в меня низко и протяжно, словно через тягучую боль. По моей ладони что-то горячее потекло, но было всё это так вкусно, так приятно… что глухо посмеялась своей бессовестной радости.
О, да, я была непристойно удовлетворена, а Дамиру благодарна…
Только на смену удовлетворению нахлынули опустошение и усталость. Мне стало так сонно и тяжело, что веки уже не разомкнула.
Уснула, прежде, чем поняла, что случилось — знала только, что как блаженная улыбалась.