Потому и на девочку глядела, как на чужую. Её крики раздражали. Звонкий голосок трелью в сознание вонзался.
— Да уберите её отсюда, — сипло взмолилась в сердцах. От боли в голове не знала куда деться, потому под одеяло заползала по самую макушку.
— Ты должна её покормить, — ворчала Варварушка, а я вымученно головой затрясла.
Не хотела это чужое орущие создание рядом видеть.
Касаться её. И уже тем более «кормить».
Мне кошмаром всё казалось. Вот я молодая, красивая, полная жизни — а потом провал, и я не своей жизнью живу!
— Не должна! — упиралась бараном. Молилась, глаза закрывая, очнуться прежней… в момент празднования моего дня рождения.
— Нельзя так, Воль, — матушка вклинилась в наш спор, — дитя ни в чём не виновато.
— Не моё оно! — шикнула, морщась от боли в теле.
Болело всё: живот, ноги, руки, язык… Внутри аж резало, будто я снега переела, и теперь у меня хворь горло сковала. Да к тому же меня всё сильнее охватывал огонь.
— Не глупи, — недовольно рыкнула нянька. — У тебя уже лихорадка начинается! Молок бьёт через ткань… — бросала укором, и я зло зубами скрипела, ведь права она была. Грудь и права ненормально каменела… ночнушка промокла. — Не дай бог перегорит молоко, потеряешь способность кормить. А эта связь дорогого стоит! Утратишь, обратно не воротить! Да и материнского инстинкта уже можешь не обрести.
— Так я и не хочу…
— Ах, не хочешь?! — вознегодовала нянька. — Тогда сама ищи ей кормилицу и няньку, — дёрнула с меня одеяло и насильно всучила малышку в руки. — Я руки умываю! Стара для этого. Мне на покой пора, — и словно не моя прислужница, на выход пошла.
— Ты не смеешь… — промямлила со слезами, держа в руках орущий куль.
— А ты меня казни. Девка быстрая, на расправу скорая. Княжна ведь… ни меня, ни дочери не жаль, — метнула колючий взгляд, и хлоп дверью, оставив меня наедине с отчаяньем, болью, непониманием и этим… чужим кричащим созданием.
Хотела в сторону отложить, но в складочках белой ткани носик увидала крошечный…
Кто его ведал, зачем потянулась, но пальцем сдвинула пелёнку, заглядывая в куль… Да так и замерла, во все глаза уставляясь на самое красивое существо на свете.
Всё равно что от натуги и крика раскраснелась. Чёрные кудряшки из-под чепчика выбились. Ротик беззубый. Носик курносый… И невероятно дивные глазищи полные слёз.
Она вопила с надрывом, всё ярче отзываясь в моём теле. Словно её голосок влиял на меня — грудь совсем ненормально затвердела, горячилась… А я ревела, ослеплённая отрывками утраченной памяти. Мельком, вскользь, обрывочно, но хоть какие-то моменты, коих мне так недоставало.
Как мне больно…
Я на огромном ложе… во всём белом…
…Вот мечусь в родовых схватках…
…Незнакомый мужчина рядом, тоже во всем светлом, и даже его голова покрыта тканью.
…Вот меня вновь боль скручивает.
…Я откидываюсь на подушки в поту и полуобморочном состоянии.
… Я в бессилии, а мне показывают новорождённого с пуповиной.
Моя!!!
Она моя… я и впрямь родила!
О, великая Лада, как же это больно не помнить момента рождения. Не помнить той боли, с коей на свет появляется новый человек!!! И как же это восхитительно приятно вспомнить! Я чуть было из-за такой чудовищной мелочи не отказалась от самого важного, что у меня есть!!!
***
Седмица минула с тех пор, как я к жизни воротилась. Связь с малышкой окрепла настолько, что ради Мирославушки, я заставила себя жить дальше. С постели встала, сжав зубы, ходила, да сил набиралась. Ела больше, чтобы молока вдоволь хватало. И дочь от себя далеко не отпускала.
Умирала в ней, да так, что теперь Варварушка иную песнь затянула:
— Нельзя так! Избалуешь, капризной вырастит, как потом быть?!.
Но я и слышать не желала. Мира — самое большое счастье в моей потерянной жизни. Никому её не отдам. Ради её счастья и смеха — себя не пожалею.
Но князь и княгиня так не считали:
— Молода ещё себя хранить! Замуж выйдешь, и наладится всё!
Так и осталось для меня строжайшим секретом, кто отец малышки. Никто даже по углам не шептался, но пару раз о бывшем женихе слыхала. Светозара. Правда, его из княжества с позором изгнали. Как оказалось, пока я не в себе была, он не только порог моего дома обивал, но и соседнего… и княжна Зласлава, ему подалась. Поговаривали, что свадьбу играть со стыдом на носу… Но не мне судить. Я-то уже с малышкой на руках, да без мужа!