Холмы Карджына и Джермецыкка поднимаются высоко, но и Каууат рядом с ними выглядит достойно. Есть в его суровой внешности нечто горделивое. Он лежит вытянувшись, формой своей напоминая большой продолговатый батон. Впрочем, все в природе красиво, уместно, соразмерно.
Слева взгляду открывается цепь белоснежных горных вершин, ниже линии гор — поросшие лесом холмы, зеленые луга, просторные ровные поля. Смотришь на эту сказочную красоту и понимаешь, как едина, сплочена природа, и в это единение составной частью входит и мое родное село с его высокими тополями и прямыми улицами, с серебристыми ручьями и говорливым Уршдоном, с его сердечными и хлебосольными людьми.
Каждому из нас дорого место, где ты родился, место же, где родился и вырос, — дорого вдвойне. Мои предки родились в горах, там же увидели свет мои мать и отец. Там, в горах, прошла жизнь многих поколений их и моих предков. Могу ли я не дорожить горами! Люблю я их безумно, меня влечет к ним неведомая сила. Не раз и не два доводилось бывать мне в горах, я посетил родину отца, побывал на родине матери, и все же есть какая-то особая, ни с чем не сравнимая прелесть в моем родном селе, сердце воспринимает его с обостренным чувством нежности.
Направляясь в село, я рассчитывал избавиться от тревожных мыслей, на деле же оказался вовлеченным в их водоворот. Да, от жизни не убежать, в противном случае каждый старался бы схорониться где-нибудь в укромном местечке и жил бы себе припеваючи, без всяких забот и треволнений. Хотя порой и говорят, что человеческая жизнь коротка, она способна вместить в себя многое. Ее с лихвой хватит на то, чтобы вкусить от сладкого плода счастья и испить из горькой чаши беды. В отпущенное тебе судьбой время ты вполне можешь оступиться — кто из нас не ошибался? — но этих же весен вполне достаточно для того, чтобы, исправив ошибку, идти дальше. Будь иначе, многократно воспетое, хваленое благоразумие природы было бы лишь неудачным измышлением человечества.
С кладбищенского холма мне открылось все село целиком. Если до сих пор я видел только его «голову» и «туловище», то теперь появились и «ноги». Никогда прежде оно не казалось мне таким маленьким, уютным, должно быть, сказывалось мое долгое отсутствие здесь. Особенно крошечной выглядела околица села, куда я, бывало, прибегал в поисках нашей живности. Как и прежде, здесь с удовольствием пасся скот: телята и ягнята, гуси и овцы, тут же слонялся чей-то ослик. Судя по всему, тесноты из них никто не ощущал, всем места хватило. Здесь, на лужайке, можно было вдоволь порезвиться и передохнуть, пощипать травки и полежать в тени.
Нет, не выбежал мне навстречу Хуыбырш, как бывало прежде. Мне это показалось недобрым знаком. Дом, в котором нет собаки и кошки, выглядит необжитым, недостает ему какой-то теплоты. Зато, будто из-под земли, появился наш пушистый серый кот, видно, обязанности Хуыбырша он взял на себя, вот и трется то об одну мою ногу, то о другую.
Я опустился на ступеньку лестницы, ведущей в коридор. О том, что могут испачкаться брюки, я и не подумал. Здесь, бывало, садилась Дзыцца после рабочего дня. Мы сразу с веселым гомоном окружали ее. Как недавно это было и как давно! Вот соседский дом. Многое изменилось в жизни соседей, самые старые успели умереть, молодые достигли среднего возраста, дети подросли, а четырехугольное окошко их дома по-прежнему, неуставая, глядит на мир. Дзыцца часто вспоминала, как щедрая Надыго угощала ее через это окно. Особенно ей запомнился соседский квас, холодный и вкусный. «Бывало, — рассказывала Дзыцца, — работаю в поте лица на огороде, занимаюсь прополкой или окучиванием, под жгучими лучами солнца едва держусь на ногах, только надумаю сходить домой выпить глоток воды, а Надыго уже тут как тут, каким-то чудом узнает о моей жажде. Откроет окошко, с улыбкой протянет мне большую полную чашу, полную ледяного кваса. Пьешь его и чувствуешь, будто перерождаешься, словно в чаше не квас, а настоящий бальзам».
Дом наш стоял целый и невредимый на том самом месте, на котором я оставил его в прошлый свой приезд. И яблоня все также высилась во дворе. Только ветка, на которой росли самые вкусные яблоки, теперь стала засыхать. В огороде, как в былые времена, паслась скотина. Урожай давно убрали: кукурузу, картошку, фасоль, тыкву, но для скота осталось еще достаточно лакомств: трава, кукурузные стебли, тыквенные листья, недозрелые кочаны кукурузы, картофельная мелочь — ничего не пропадает зря. Все это отыскивают на земле, под опавшими листьями коровы, овцы, свиньи. От них не отстает гуси и утки, так и рыщут они по уголкам сада, уплетают вкусную и редкую пищу. Подобно другим садам и огородам, наш огород осенью полон всякой скотины и птицы. Что общего между этой явью и тем, что привиделось мне во сне!.. Выходит, не каждый сон оказывается вещим. И слава Богу!