Дан опустился на корточки возле Лата, охлопал ладонями, разорвал на нем одежду. Из котомки на обширном брюхе Червяка достал замотанный в тряпки огромный сапфир и быстро спрятал под собственный фартук-кайелах. Могильщик не возражал. Его шея была пробита насквозь металлической стрелкой.
Вокруг собирались зеваки. Подошел Миха, помогая хромающему Дериху.
— Видал? — спросил карлик. — Это же «ласточка» была, снайпер из Оправы Сапфира. Далековато забралась по Лата душу.
— Спасибо, что не по нашу. А это как тебе, братец? — Дан указал на грудь Лата.
Слева, напротив сердца, виднелся совсем еще свежий, с засохшей сукровицей шрам.
— Били-били, не добили?
— Выглядит как ножевая рана. Но тогда наш друг должен был быть мертв, а он вон как прыгал. Тинкину на зависть.
Тинкин тем временем вернулся к саням и отчаянными знаками давал понять, что еще минута, и придется объясняться с людьми капитана Иля. Друзья поспешили прочь от мертвеца, доставившего им столько неприятностей.
Расставание вышло грустным. Аркча дал друзьям с собой в дорогу провизии, Азоре подарил кунью шапку, вышитую его женами косынку и бусы из заморских серебряных монет. Он вышел проводить их к началу дороги на Ключи, стоял, по обыкновению, опираясь на ружье.
— Куда путь теперь держите?
— В Ключи пойдем, друг, — сказал Дан. — Там погрузимся на полоз вместе с паровоином. Весну в Самане проведем, подлатаемся, нагуляем жирку. Летом в Пределе, сорок верст от Самана, Турнир. Нам туда дорога. Не хочешь заехать, поглядеть?
— Кабы и хотел, не сможет Аркча. Откочевывать будет, на юг пойдет, в степь. Подальше от старого города.
— Чего так?
— Неспокойно Аркче. Непонятные дела творятся. В Пароме, говорят, бунтовщик засел, каторжный Король Юрис Однорукий. На правом берегу оборону укрепляют, ждут помощи из Самана. Пепельные лютуют, у них двух человек зарезали. Ножом в сердце, неслыханное дело. Не иначе, со своими хабар делили.
— В сердце, говоришь, — нахмурился Дан.
«Думает про Лата Червяка», — понял Миха.
— Пойдет Аркча на юг. Степь Аркчу родила, степь Аркчу сбережет.
— Добро. Береги себя, Аркча.
— И ты себя береги, бар. И друзей своих. Доча, носи косынку, весна холодная выдалась.
— Обязательно, дядя Аркча.
Дан полез в кабину «Молотобойца». Извозчик, нанятый до Ключей, тронул сани.
— Хороший он, — сказала Азора, кутаясь в подарок Аркчи. — Доброе сердце.
— Хороший, — кивнул дед Ойон. — Еран-ману, сын земли.
Черные развалины на горизонте побежали назад и с ними маленький горбатый человек с поднятой на прощание рукой. Миха и Азора махали ему, пока дорога не обогнула холм и он не скрылся из вида. Из низких туч посыпалась ледяная крупа, на душе у Михи стало особенно тоскливо и пусто. Будто он оставил за тем холмом что-то важное, что-то, чему он пока сам не знал названия.
Глава III Новый враг, новый друг
июнь 400 года от Коронации
От желтых камней насыпи поднимался неповторимый кислый, родной запах железного пути. Привычно немилосердное в это время года солнце жарило вовсю. Виг снял сапоги, расстегнул и спустил гамбезон до пояса. Под голову он подложил бочонок с порохом и прилег у насыпи, прикрыв лицо ладонью. В его желтых кривых зубах дымилась самокрутка. Вигу было хорошо и покойно.
Его детство прошло на Севере, в Ключах, возле вокзала, носящего имя прошлого Наместника. Отец Вига работал грузчиком, мать рано умерла от чахотки. Виг с ватагой друзей целыми днями пропадали у насыпи. Они подстерегали немногочисленные пассажирские полозы, чтобы выпрашивать мелочь у солидных горных дел Мастеров. Редкое серебро делили с дракой, а медяки, бывало, подкидывали на рельсы — получались вытянутые лепешки. Настоящим праздником был выклянченный у проезжего Стрельца патрон, которым можно было славно бабахнуть под проходящим полозом. С тех пор минуло тридцать бурных лет, и бабахать Вигу приходилось частенько.
— Мешочник вернулся, — услышал он голос своего механика Леся. — Тебя спрашивает.
— А мне плевать, — беспечно ответил Виг, не разжимая зубов вокруг самокрутки. — Если ему надо чего, ведьмачьему отродью, пусть сам ко мне идет.
— Все бы тебе собачиться, Виг, — вздохнул Лесь.
— Подумай сам, какое мне дело до того, что Мешочник о себе мнит? Деньги нам платит его лордство. Приказы я, пусть через Мешочника, получаю тоже от него. Капитанский патент на что мне дан?
— Упрямец ты, Бартей. Курить, лежа на пороховом бочонке, это ты славно удумал. Не умнее, прямо скажу, чем злить Мешочника.
— Лесь, сам-то не гневи понапрасну. Пойди лучше, проверь котел. Чувствую, раз Мешочник здесь, скоро начнется.
Лесь не стал больше препираться, ушел. Несколько минут Виг блаженствовал в полудреме. Потом на него упала тень.
— Мешочник, — сказал Бартей, не убирая ладонь с глаз. — Только твое брюхо может все солнце загородить целиком.
— Время отдыхать, дорогой капитан, — елейно пропел Мешочник. — Время и работать. Подруга шепнула мне, что наши друзья близко.
Виг Бартей открыл глаза и посмотрел на лучшего из соглядатаев его хозяина. «Подруга» сидела у Мешочника на плече и подергивала хвостом, глядя на Вига. Вигу не нравилась эта кошка, слишком умная для простого животного, не нравился Мешочник, знавшийся с вещами куда худшими, чем его кошка, и не нравилась банда степных тангу, которых Мешочник приволок с собой.
Вигу нравились блестящие золотые солы, которые он получал по контракту наемника, южные женщины с оливковой кожей и темными волосами и мысль о маленьком домике в Бухте Скорби. Он купит его, когда закончится война и вместе с ней его контракт. Пресытившись душной южной любовью, он привезет в свой дом белокурую северянку, верную и немногословную, как его мать.
Она сплетет ему круглую соломенную шляпу, и Виг будет надевать ее всякий раз, уходя на рыбалку. Он никогда не был на рыбалке, но слышал рассказы о ней от бродников с Мирвы. Ранним утром, пока солнце еще прячется за морем, бывший наемник будет выходить на берег и забрасывать сеть. В нее набьются толстые ленивые рыбы-купцы, юркие угри и дивная рыба бичехвост. Виг вытащит сеть на берег, оглушит бичехвоста дубинкой, чтобы тот не воткнул куда не следует ядовитый шип. Проденет рыбам сквозь жабры веревку и отнесет добычу жене. Пока она будет ловко потрошить рыбу длинным узким ножом, Виг приляжет на часок в гамак и уснет под крики чаек и шепот бриза. Проснувшись от запаха свежесваренной ухи, он не будет помнить, что когда-то знал ведьмака и соглядатая по кличке Мешочник и выполнял его кровавые поручения.
— Твоя «подруга» не шепнула тебе, что делают с теми, кто понимает голоса зверей, в просвещенных городах Россыпи? — спросил Виг, натянув сапоги и поднимаясь с земли. — Многим славным лордам стоило бы поучиться у соседей.
Кошка вздыбила шерсть и зашипела на Бартея. Мешочник усмехнулся.
— Иные звери сами понимают человеческий язык, Виг Бартей. Я бы предостерег тебя заводить врагов среди них.
— Со своими врагами я управляюсь без советов, — Виг повернулся к Мешочнику спиной с татуировкой от шеи до крестца.
Нагая дева сжимала в страстных объятиях паровоина, причем сила объятий была такова, что машина раскалывалась на части. Подпись гласила: «Не пушки и мечи нас губят, а любовь».
Наемник присел на корточки и положил ладонь на рельсу. Прикрыл глаза. Металл пел, возвещая скорое прибытие полоза. «Подруга» Мешочника, как обычно, не соврала.
Виг поднялся, щелчком отправил под насыпь самокрутку. Расстегнул застежку гамбизона в паху и, не обращая внимания на Мешочника, оправился. Перед боем самое дело. Закончив, Виг повернулся, подобрал бочонок с порохом и, на ходу застегивая гамбезон, потрусил к «Рубаке». Тридцатилоктевая громада шагателя уже стояла под полными парами, Лесь подсуетился. Виг пнул несильно в бок сквайра Дима, дремавшего в тени паровоина.