Часто глядя на живую ветвистую изгородь, что отделяла владения мага от их деревеньки, Марта гадала, что стало с отцом. Болота ли послужили ему последним пристанищем? Дикие ли звери задрали, зазевавшегося ботаника, слишком увлекшегося диковинными цветами? Перед тем, как отправиться в лес, отец выспрашивал у местных, все искал проводника. Смельчаков не нашлось. Даже самые бравые из горячих голов вертели у виска, да опасливо сплевывали себе под ноги, призывая не дурить.
— Ничего в том лесу окромя смерти не найдешь, — наставлял дед Баддох — местный старожил. — Были времена, так то кануло давно. Нынче только что с жизнью счеты сводить сунуться в логово проклятущего чернокнижника. — Сельчане мага боялись. Никто никогда его не видел, но верили, что замок не пустует, что злая сила поглотила некогда светлый их лес. Чем бы иначе объяснить, что, как и прежде, исправно работает отлаженная система поставки продовольствия Однажды мясник, говорят, рискнул не исполнить договора, так все скотина позаболела, чуть до мора не дошло. Свои же, узнав, едва на вилы беднягу не подняли, так что пришлось откупаться от гнева мага, причем с процентами! С тех пор бунтарей не значится. Булочник, кожевник, даже кузнец — все исправно сносят добро к большому каменному ящику на главной сельской улице. Складывают, закрывают, а после все исчезает неведомо куда. Отец говорил, что это прямой портал, связанный с замком древней и сильной магией. Марта, как и большинство людей, одаренной не была, магии не ощущала совершенно, но отцу верила. В нем теплилась искра. Слабенькая, но благодаря ей Франсис Дарве даже окончил первую ступень обучения в Академии и получил диплом травника.
Погрузившись в воспоминания, Марта обвела ладонью рисунок оконной решетки. Старая, местами отошедшая краска, покалывала кончики пальцев. В глазах потемнело и Марта схватилась за прут, чтобы не упасть. Ей виделся заросший мелкими желтыми цветами луг. Молодая женщина в простом лиловом платье ступала по траве и ветки деревьев ластились к ней, как тянутся к хозяйке обласканные питомцы. Вдруг потемнело, солнце заволокло тучами, ветер вздыбил каштановые локоны. Женщина резко обернулась, медовые ее глаза смотрели в самую душу. По светлому платью паучьей вязью заструились черные нити. “Беги!” — закричала незнакомка, оседая на пожухлую траву.
Марта сморгнула. Ее колотила дрожь и предупреждающий взгляд женщины никак не давал вздохнуть. Крик ее, полный страха и боли, звенел в ушах. Хотелось закрыть их руками и кричать самой, лишь бы заглушить пугающий, холодящий нутро звук. Что это было за видение? Кто эта женщина? Кто убил ее?
Вдруг вспомнились рассказы селян, что нынешний хозяин замка — страшный отцеубийца, принесший родных мать и отца в жертву тьме ради всевластия и величия. Марта вспомнила черную паутину смерти, ползущую по лиловой ткани ей захотелось послушаться окрика несчастной, подхватить юбки и бежать без оглядки прочь.
— Раньше надо было малодушничать, — казалось, если говорить с собой вот так вслух, то сил станет больше и страх уйдет, не найдя приюта в душе. — Теперь, когда уже добрела до самого замка, поздно возвращаться. Ты пришла за спасением, так хоть попытайся его добыть, — суровая эта отповедь не слишком помогала, но Марта, пересилив себя, все же потянулась к двери и легонько ее толкнула. Не заперто. Будто кто-то ждал ее, глупую, наивную девчонку, посмевшую потревожить чужой покой, Марта шагнула внутрь, ощутив сквозняком на спине, как захлопнулась дверь, отрезая ее от спасительного побега. Вот и все. Ловушка захлопнулась.
Ей казалось, что уши заложило — такая дикая, потусторонняя тишина сгущалась вокруг, стоило утихнуть эху дверного хлопка. Не решаясь сделать лишний шаг (и так уже вторглась в чужие владения), Марта застыла в дверях, озираясь, одновременно с опаской и любопытством. Она никогда не была такой уж трусихой, в детстве непременно лезла первой проверять лесные схроны лис. Они тогда жили в другой части страны, тоже у леса, правда самого обычного, не магического. Переезжали раз пять, потому что отец занимался наукой, а мать не желала надолго разлучаться. Родительский брак был редким случаем единения и взаимопонимания. Марта почти не слышала, чтобы они спорили по-крупному, разве что по поводу переезда сюда, в Арль. Отчего-то матушка впервые заартачилась. В ход шли уговоры, угрозы, слезы, но отец был непреклонен, будто что-то непреодолимо тянуло его…
Ей, Марте, самой хотелось разгадать загадку местного леса. Отец желал выяснить, отчего дружелюбный некогда он вдруг переродился в страшное, смертельно опасное место. Слушая, как он бормочет что-то себе под нос, Марта рисовала в голове мохнатых монстров и кусты-убийцы. Когда отец сгинул, ей долгое время снились кошмары, как кто-то зовет ее в лес. Вкрадчивый голос нашептывал насмешливо: — Приди и спаси его, боишься? — Она боялась, просыпаясь в холодном поту и долго еще не решаясь прикрыть глаза, чтобы не увидеть больше пугающую фигуру в длинном плаще и затягивающий, как взгляд василиска, янтарь колдовской радужки. Марта была уверена, что это местный хозяин — одуревший от власти маг, опьяненный чернью первородной магии, известной своей силой сводить с ума слабых духом.
Она порывалась пойти в лес, правда хотела рискнуть ради спасения отца, но матушка отговорила. Плакала, хватала за руки, молила не покидать ее, все твердила, что чувствует — нельзя пусть дочь в лес: не вернется живой. Марта пожалела ее, сдалась. И вот теперь она здесь. Мать была в горячке и не могла знать, куда отправилось единственное ее дитя ради призрачного шанса на спасение. В конце концов, у нее, у Марты, тоже не осталось никого, кроме матери. Из-за частых переездов связь с друзьями извечно истончалась, а завести здесь новых Марта не успела. Разве что болтала иногда с сыном пекаря, да помогала местному лекарю, потому что отец учил различать травки и правильно их собирать. Травником-зельеваром он не был, но о растениях знал столько, что и на сотню трактатов хватило бы.
— В тебе нет магии, дочка, — задумчиво глядя, как зачахший, казалось, побег тянется к рукам Марты, удивлялся он. — А растения ластятся к тебе, будто тоскующий щенок к хозяину. Столько загадок повидал на веку, а главная — собственная дочь.
Она скучала за отцом. Безумно, до желания рыдать в подушку. Отчего-то, пройдя по лесу до самого замка, ощущала тоску с удвоенной силой. Стоя в едва освещенном свечами помещении — должно быть, гостиной — Марта думала, удалось ли отцу добраться сюда тоже. Не здесь ли оборвался его путь? От руки ли хозяина дома, отчего-то еще не явившегося выкинуть незваную гостью прочь.
— Простите… — неуверенно, слишком тихо, чтобы в самом деле привлечь внимание, уточнила Марта. Пламя свечи по левую от нее руку дрогнуло от дыхания, изломанными тенями уродуя очертания канделябра. — Хозяева? — какой дурочкой она себя ощущала! Пбирушкой с базарной площади — не иначе.
Замок молчал. Ее не выкинуло из двери порывом ветра, не ударило о стену силой чужого гнева, невидимая рука не сдавливала шею. Марта ожидала чего угодно, рисуя себе самые страшные картины, но вот она стоит в темноте и ничего не происходит. Обернувшись, Марта дернула за ручку двери — та не поддалась. Видимо, ее все-таки заметили. Кто-то невидимый вынуждает гостью зайти подальше в этот капкан. Марта дернула дверь еще раз.
— Я бы не тратил силы, девочка, — вздрогнув от неожиданности, Марта развернулась на звук. Старик. Лет шестьдесят — не меньше. Выправка и камзол выдавали в нем дворецкого или кого-то из этой братии.
— Здравствуйте, господин, прошу прощения, что нарушила покой этого дома, я… случайно, — Старик насмешливо изогнул бровь, вдруг перестав быть похожим на учтивого слугу.
— Какой я тебе господин, дитя. Идем, раз пришла. Гостьей будешь, — он вел себя так, будто гости в замке — дело обычное. Будто у них тут ежедневно готов прием на случай, если кто-то из соседей нагрянет с визитом без записки и сговора.