– Тогда быстрее! – воскликнула я и первая устремилась в указанном направлении, едва не срываясь на бег.
Меня обогнула камеристка, та самая Лана, поднимая факел и освещая дорогу. Черный капюшон девушки откинулся за спину, ветер растрепал пшеничные кудри за спиной. Стоило ринуться следом, как, к изумлению, меня с легкостью обогнала мистрис Одли. Степенная, зрелая женщина передвигалась по улицам города едва не быстрее лани.
На какое-то время перестук легкой поступи, шуршания плащей и сбившееся дыхание нашей процессии заглушил кровожадные крики толпы. Но едва миновали темный, почти не освещенный фонарями парк, как крики возобновились с новой силой.
– Проклятый изменник!
– За сколько ты продался Караваре?!
– Предатель!
– Смерть предателю!
– Смерть! Смерть! Смерть!
Мы с Раминой вырвались вперед и первыми подбежали к людям, столпившимся у помоста. Я передала факел Рамине, которая, запыхавшись, пыталась поддержать меня под локоть, словно стеклянную, и принялась высвобождать себе проход локтями. Но удар чьим-то плечом отбросил назад, и если бы не Рамина, я бы упала.
Подоспевшая мистрис Одли пробормотала что-то на неизвестном наречии, судя по тону, ругательство, а затем перевела дыхание и властно крикнула:
– Леди Черной Пустоши!
Казалось, ее звонкий и не слишком громкий голос услышал каждый. Кровожадные крики стихли, сменившись суетливым шепотом и восклицаниями.
– Леди?
– Леди здесь?
– Леди Черной Пустоши!
– Дорогу леди Черной Пустоши!
Словно по волшебству толпа расступилась передо мной, как воды Звездного моря в древней легенде, и я побежала к высокому деревянному помосту.
Грубые разноцветные доски говорят, что помост сколотили наскоро. Прямо на них, вокруг высокого столба, сложены бревна и хворост. Только подойдя совсем близко, поняла, что к столбу привязан человек, которого из-за грязной, оборванной одежды различила не сразу. Лицо же несчастного надежно скрывает кровавая корка.
– Леди Черной Пустоши здесь для того, чтобы лично совершить правосудие! – проорал мне прямо в ухо какой-то человек и вложил в ладонь факел.
Я отшатнулась, но осталась стоять на ногах благодаря Лане и мистрис Одли, которые заботливо поддержали под локти. Лану тут же оттеснила Рамина, она и же и гаркнула в лицо человеку:
– Что себе позволяешь, смерд! Леди сама прекрасно знает, для чего она здесь!
– Вершить правосудие – долг леди! – запальчиво ответил человек, и толпа подхватила его слова страшным ревом.
– Долг! Долг! Долг! – понеслось со всех сторон.
Я сунула Рамине свой факел и поднесла пальцы к ушам, опасаясь, что оглохну или сойду с ума.
– Тихо! – приказала мистрис Одли, и толпа мало-помалу стихла.
Я подобрала полы плаща и шагнула на помост. Сразу несколько рук помогли мне подняться.
Оказавшись вровень с привязанным к столбу человеком, я протянула руку за факелом и выбрала один из заботливо протянутых. Осторожно, опасаясь причинить лишние страдания несчастному, я осветила его лицо и ахнула. Черное от крови, с опухшими, заплывшими веками и рассеченной губой оказалось лицо молодого человека, даже юного, едва ли старше нас с Нинель.
Веки мужчины дрогнули, и он с видимым трудом приоткрыл один глаз.
– Я уже в Чертогах, на Звезде? – пробормотал он. – В небесной обители магов? И меня встречает юная, прекрасная пери, которая отдастся мне по всем правилам, прямо под сводом небесных врат?
– Не сегодня, – хмуро сообщила я юноше. – Я бы не спешила на вашем месте на Звезду. Туда мы всегда успеем.
– Мы? – хрипло переспросил юноша, и голова его, безвольно мотнувшись, упала на грудь.
– Мы, уважаемый, – сухо ответила я. – Потому что я тоже маг. За что эти люди хотят вас казнить?
Маг с усилием поднял голову и пробормотал:
– Преследовали. С самой Авроры. Нагнали вот… Я виноват, леди. Виновен. Но и невинен. Меня обманули. Подставили.
Не обращая внимания на тут же возникшую резь в глазах, я посмотрела на ауру мага истинным зрением и увидела боль, страх, ужас, вину.... Но лжи не было среди этого страшного сочетания.
Я обернулась к толпе и подняла факел над головой.
Взволновавшаяся за время, пока говорила с магом, толпа тут же стихла.
– Этот человек не умрет сегодня, – твердо сказала я. – Его будут судить.
Толпа взревела сотней голосов, а когда утихла, я различила один-единственный.