Неделю спустя на тракте случилось происшествие. Свидетели клялись, что древняя могучая ель без всякой причины выворотилась из земли и обрушилась на лагерный конвой. Будто шагнула вперед и упала.
Придавив одного-единственного человека. Незадачливого стрельца, обидчика деда Ойона.
Дед Ойон боком, по-совиному смотрит на Миху. В зубах у него длиннющий чубук трубки. Трубку он держит правой рукой, левой помешивает лопаткой в котелке над огнем.
Дым из трубки и от костра, белый пар из котелка тянутся вверх, к круглому отверстию в крыше улэйа.
— Хатэ уходила, ты уже спал, — говорит дед Ойон. — Я приходил, ты еще спал. Долгий сон у тебя был, Миха.
— Кто такая Хатэ? — из всех вопросов сейчас этот интересует Миху больше всего.
— Дочь Майатэ, охотница. Это она нашла тебя. И она согрела тебя, как полагается женщине тангу.
Щеки Михи загораются огнем.
— Так уж полагается, — бурчит он. — Надо было так меня согревать.
— Надо было, — кивает дед Ойон. — Когда Хатэ нашла тебя, ты лежал в снегу. Ты был совсем плохой, совсем замерз. Едва дышал. Если бы не она, ты бы уже умер, Миха.
— А что я делал в снегу?
Он правда не помнит. Буран, волки, Котловина… Дальше провал. Как под лед, в темную стылую воду. В холод.
— Я же говорю, лежал. — Дед Ойон прячет совиное лицо в дым трубки.
Ясно, что большего от хитрого тангу не добиться. Когда захочет, скажет сам.
Дед Ойон снимает котелок с огня, достает чашку-долбленку. Осторожно наливает в нее густое варево.
— Вот тебе. Выпей.
Миха откапывается из шкур и протягивает руку за чашкой.
— Что это? — Отвар пахнет незнакомо и резко. — Это от простуды?
— Это от «дурного следа». Пей.
«Дурным следом» местные зовут сглаз и порчу. Они верят, что злой колдун может вынуть след из земли, и тогда с его владельцем случится нехорошее.
— А разве от «дурного следа» отвары помогают? А кто на меня его навел, дед Ойон?
Старый тангу морщится:
— Ты не говори, а пей. Много слов, мало времени. Пей, а Ойон-атын будет тебе рассказывать, Миха.
Много, очень много зим назад Старик Йосотыр устал держать небо.
Небо соскользнуло с его плеч и стукнулось о верхушку Горы. Гора треснула, и из нее потекла огненная кровь. В этой крови жили духи с крыльями птиц, телами людей и лицами ящериц.
— Это же эрвидоры, Ушедший Народ, — Миха оторвался от чашки, глаза его заблестели. — Я видел рисунки в «Записках».
— Пей и молчи. Эрвидоры, как вы их называете, стали править Нашей Землей. Но это было потом.
В день, когда упало небо, с него скатилась звезда. Это была плохая, мертвая звезда, поэтому она не удержалась на небе.
Звезда раскололась на три части.
Первый Осколок, самый большой, упал в трещину в Горе. Мертвая звезда была очень холодная. Огненная кровь Горы от нее остыла, превратилась в черное стекло.
Второй Осколок упал за Горькой Водой, на Другую Землю, родину безлицых людей.
Третий Осколок упал здесь, в земли тангу.
Там, где упала мертвая звезда, земля раскололась.
Из расщелины вылез Черный Брат, Старая Волчица и много-много злых духов. Они стали хозяйничать в Кагалыме. Многих людей погубили, многих превратили в йоро-мангу.
Настали Плохие Времена.
Но Старик Йосотыр не забыл своих детей. Он прислал к ним Небесного Человека.
Человек научил нас, как прогонять Сай Олаха и Йоро-Атын. Он показал, как справляться с йоро-мангу.
Перед тем как вернуться на небо, он сказал нам охранять Гиблый Край. Чтобы никакое зло не могло ни выйти из него, ни вернуться туда.
Так мы и поступали с тех пор. Стерегли Ледяную Котловину и Кагалым, гоняли духов, ловили оборотней.
Пока в наши земли не пришли большие белые люди.
Они принесли с собой огненную воду, чтобы пить, огненные палки, чтобы убивать. И большую беду они принесли тоже.
Белые люди не знали про Сай Олаха и не верили в его злых слуг.
Они знали, сколько звезд на небе и деревьев в лесу. Верили в силу огненных палок и ползающих железных коробок.
Еще они верили, что, если у них будет много желтого золота, им станет хорошо.
Черный Брат сделал так, что в Гиблом Краю завелось золото. И белые люди стали ходить в Кагалым.
Одних убил холод. Другие достались волкам и рысям. Третьим повезло, и они ушли ни с чем.
— Хорошее везение, — опять не выдержал Миха. — Рыться в Кагалыме и уйти ни с чем.