— Это было безрассудно и глупо, не вздумай снова вытворять такое дерьмо, или ты вылетишь.
Она ухмыляется мне, как раньше, что было сигналом того, что она готовится дать отпор. Мой член твердеет, даже в ремнях безопасности, от одного этого простого выражения, напоминая, как сильно я любил наши споры.
— Как скажешь, Кей, но тебе следует научиться получать удовольствие. Будь осторожен, твое лицо может вот так застыть.
Затем, ухмыляясь, она начинает снижаться, и я следую за ней. Мы спускаемся бок о бок в дыру. Она огромная, почти шестьдесят метров в диаметре. В пещере темно, а стены серого цвета влажные от конденсата. До дна почти сорок метров, и, к счастью, Пейтон спускается в нормальном темпе, не выпендриваясь. Она уверена в своих действиях, когда мы опускаемся на дно, и отстегивается от ремней, прежде чем дернуть, чтобы отправить их обратно наверх. Я двигаюсь следом и наблюдаю за ней, пока она со свистом оглядывается по сторонам.
Есть что-то такое притягательное в женщине, уверенной в себе, как она. Раньше меня просто убивало, когда я смотрел, как она ныряет, как ее тело двигается в воде… как она справляется с давлением и волнением.
— Впечатляет, — говорит она, ее голос эхом разносится вокруг нас.
Я перевожу взгляд с нее на входную камеру, в которой мы находимся. Вчера мы установили здесь освещение и начали спуск по проходам. Пол под нами — сухой, твердый камень. Она ходит вокруг, осматривая каждый сантиметр пространства, поглядывая на еще один проход, через который мы не в состоянии пролезть.
— Даже не думай об этом, — рычу я, точно зная, о чем она думает.
— О чем? — усмехается она.
— О том, чтобы пролезть туда. Ты достаточно маленькая, а мы нет. Это глупый гребаный риск. Мы придерживаемся плана, — приказываю я.
В кои-то веки она меня слушает. Раньше она никогда не слушала. Мы часто были напарниками по погружениям, работали вместе в качестве первых разведчиков. Это подразумевало долгие часы в пещерах и под водой вместе, отрезанные от остальных. Она была безрассудной, сумасшедшей и смелой, доводя себя и свое тело до предела. Похоже, она по-прежнему такая, надеюсь, на этот раз она не пострадает… или хуже.
— Отлично, ты собираешься быть таким все время? — спрашивает она, приближаясь, пока мы наблюдаем, как опускается часть оборудования.
— Каким? — огрызаюсь я, намеренно не взглянув на нее. Когда я смотрю, я начинаю злиться. Мое тело все еще желает ее, но внутри я холоден как лед, когда дело касается ее. Она разбила сердце моего брата, и она не имеет права возвращаться обратно, словно все в порядке. Будь моя воля, я бы разорвал ее на части и оставил подбирать осколки.
Холодная сука.
— Как засранец, — она смеется, шевеля бровями. — Или заход в воду охладит тебя, как всегда?
Не знаю, из-за того ли, как хорошо она меня знает, или из-за того, что каждый раз, когда я смотрю на нее, все последние три года возвращается — предательство, боль, гнев — но я взбешен.
Действительно чертовски взбешен.
Я хочу отомстить, хочу, чтобы она знала, как сильно мы все ее ненавидим. Хочу увидеть, как она вздрогнет от боли и почувствует хотя бы чертову долю того, что пережили мы, когда она ушла.
Шагнув ближе, я наклоняю голову, почти прижимаясь губами к ее губам. Я наблюдаю, как она вдыхает, ее глаза расширяются, а язык выныривает, облизывая губы, когда она отчетливо вспоминает последний раз, когда мы были так близки.
Это была гребаная ошибка, самая большая в моей жизни.
Она — моя гребаная ошибка, и теперь она передо мной, похожая на овцу, ведомую на заклание. Думаю, она даже не понимает, что прижимается ко мне.
— Я не хочу тебя здесь видеть, никто из нас не хочет тебя здесь видеть, так что вбей это в свой эгоистичный мозг, Эндрюс. Мы не собираемся становиться друзьями, или семьей, или даже ладить друг с другом. Так что хоть раз держи рот на замке и просто выполняй свою работу, — рычу я и отступаю назад. Ухмылка наконец-то кривит мои губы, когда она вздрагивает, словно я физически ударил ее. Отлично. Я наблюдаю, как ее лицо опускается, а затем искажается в гневе.
Она делает шаг вперед и тычет пальцем мне в грудь, заставляя меня с презрением смотреть на нее.
— Пошел ты, Кален. Я даже не знала, что вы здесь, ребята, но я не собираюсь отказываться от своего слова, потому что ты мудак, который не может справиться с эмоциями. Ты меня ненавидишь? Отлично, я тоже тебя ненавижу, но нам придется работать вместе, так что смирись с этим и вытащи палку из своей задницы. Если нет, то это сделаю я, и я изобью тебя ею, долбаный дрочила.
Тут же рядом с нами опускается оборудование, и, не говоря ни слова, она поворачивается и начинает его отцеплять и оттаскивать. Мы сказали то, что должны были сказать, но она ошибается — я не ненавижу ее… не совсем.