— Что вы делаете? — голос, раздавшийся позади, заставил её вздрогнуть всем телом, и едва не выронить книгу из рук. Она совершенно забыла о демоне.
— Расставляю книги, — просто ответила Габи, даже не поворачиваясь, продолжая искать нужное ей место.
— Зачем?
— Изучаю, что скрывают эти стеллажи.
Она дотянулась, поставила книгу. И чуть развернувшись, заметила, как на одной из полок все книги были перевернуты, словно, кто-то что-то искал и бросил все в жутком беспорядке. Ладан душил. Ей давался с трудом каждый вдох, но она не сдавалась.
— Странное действие. И как это поможет вам в конкурсе?
— Никак. Но это поможет вам, привыкнуть ко мне.
Ладан взметнулся вверх, выражая все свое негодование. Глинтвейн опустился на пол и замер, выкидывая в воздух новый поток перца.
— Вы знаете, как поступают с детьми, которые мрачно смотрят на мир и очень не любят вторжение в их пространство? — она спросила это будничным тоном, скрывая дрожь собственного голоса, и присаживаясь на корточки у полки, которую она намеревалась привести в порядок, вернув книгам стройные ряды и упорядоченность номеров.
Он не удостоил её ответом, однако ладан чуть отступил, выражая своё удивление.
Она кивнула, скорее самой себе, словно понимая его без слов.
— Так вот. Когда в мире таких детей появляется кто-то новый, им не навязывают новое знакомство сразу. Дают возможность ребенку привыкнуть. Присмотреться. Понять что для начала, новый человек в его мире, не желает ему зла. Иногда на это уходят дни. Иногда месяцы. Но рано или поздно, когда чувство первого страха и отторжения отступает, с ребенком можно начать говорить. Постепенно выводя его на диалог, который поможет чуть раскрыть ребенка, и дать возможность увидеть его мир.
Она обернулась, оглядела его, понимая, что он совершенно не уловил её мысль и её посыл. Она выпрямилась, посмотрела в его оранжевые глаза и продолжила.
— Я понимаю, что у вас есть свой мир. И меня в этот мир просто впихнули. И я не хочу, чтобы вы испепелили меня сразу. Поэтому я буду просто расставлять книги, давая вам возможность немного привыкнуть к моему обществу и моему появлению в вашем закрытом мире в тени этой библиотеки.
Она отошла чуть дальше, оглядывая полки. И вдруг остановилась, усмехнулась, и произнесла:
— Да кто тебя тут так бросил? Ты же явно не с этой полки…
И сердце Фариа замерло. Боль выплеснулась, заливая своей кислотой всю его душу. Он неосознанно отступил назад, потом еще, и еще. Пока не оказался рядом с креслами, безжизненно опускаясь в одно из них.
***
— Ты же явно не с этой полки, — Габриэль мелодично рассмеялась, и, вытянув книгу, окинула глазами стеллаж, ища законное место.
Он окинул её взглядом, подмечая каждое её движение, наполненное легкой грацией и одному ему понятной красотой. Так непринужденно завязавшийся диалог в простых письмах, постепенно перерос в нечто большее. Они двигались к этому небольшими шагами. Легко. Тонко. Неуловимо. С каждой новой встречей позволяя чуть больше, приоткрывая тайну души, одаривая друг друга нежностью. Он хорошо помнил и первое прикосновение, и первый легкий невесомый поцелуй. Он никогда не давил, отдавая ей право выбора, позволяя только ей решать, каким будет их следующий шаг. Потому что решать надо было не ему. Ей. И он терпеливо ждал, когда она откликнется, позволит себе нечто большее.
Но сегодня, глядя на неё, такую красивую, такую озорную, он понял, что хочет гораздо больше, чем имеет сейчас. И он решил рискнуть. Не гадая, не думая, поддавшись чувствам. Он подошел к ней тихо, встал за её спиной, ласково провел по её крыльям, и очень нежно привлек её к себе. Слегка склонившись, он тихо прошептал:
— В моем доме полно полок, на которых ужасный беспорядок. Такой, который не разобрать и за тысячелетия. А еще в моем доме есть демон, который только и думает о том, чтобы чьи-то красивые тонкие пальцы коснулись его темной души.
Она замерла в его руках. Словно пойманная птица. Вздохнула и развернулась к нему лицом.
— И этот демон хочет, чтобы именно мои пальцы коснулись его полок?
— Этот демон мечтает об этом.
— Но…
— Я хочу провести с тобой свою вечность, Габриэль…
Он ласково коснулся костяшками пальцев её щеки, глядя в её глаза, цвета горячего шоколада.
— Фариа, вечность это серьезно…
— И, тем не менее, я бы хотел, чтобы в этой вечности ты была рядом. Но, хочешь ли этого ты…
Она помолчала, прекрасно понимая, о чем он говорит. Она слишком хорошо его знала. Слишком тонко его чувствовала. И его предложение вечности значило только одно. Он хотел бы, чтобы она была рядом. Не мимолетно. Не на несколько часов. Навсегда. Навечно.
— Фариа, я…
— Габриэль, я понимаю, это серьёзный шаг. И я прошу не решать сгоряча. Подумай. Я приложу все усилия, чтобы ты смогла найти себя и тут, в Аду. Я понимаю, кто ты, я знаю, каким трудом тебе досталась твоя жизнь. Я готов подставить крыло и помочь. Ты сможешь. Я в это верю.
Они помолчали, глядя друг другу в глаза. Он ласково гладил её лицо, она слегка сминала ткань его рубашки.
— Подумай над этим.
— Над тем, как отречься от Небес и спуститься в Ад?
— Над тем, чтобы стать счастливой. Над тем, чтобы сделать счастливым меня. Подумай о нас.
Она выскользнула из его легких объятий, подходя к окну. Понимая, что он задал тот вопрос, который страшил её больше всего. Потому что она уже думала над этим. И не раз. Но чем больше она думала, тем больше понимала, что скорее всего она не сможет сделать этого сама.
Он подошёл, обнял её, удобно устраивая свой подбородок на её макушке, прижимая её к себе сильнее. Чувствуя, как бьется его сердце, от одного прикосновения к ней, от одного её легкого вздоха. Улавливая тонкий аромат её сладких лилий, который почему то сейчас выдавал странную горечь. Он не хотел давить. Но он имел право знать. Знать, что она думает об этой возможности, и думает ли она вообще.
— А почему ты не хочешь к нам, на Небеса?
— Габриэль, мне казалось, этот момент не нуждается в пояснении, — он развернул её к себе лицом и заглянул в её глаза. — Ты знаешь меня как никто другой, и уж тебе то этот момент должен быть понятен.
— Я понимаю, правда, понимаю. И твой путь, и твои особенности. Да и по большому счету я понимаю, что Небеса тебя не примут. После развала Рима, после учиненной Инквизиции, твоя вселенная боли слишком многих поставила на колени. Я понимаю, правда, но не спросить я не могу.
— Тебе нечего бояться, я поддержу тебя. И Винчесто, и Катриона. Просто реши, надо ли это тебе. Ведь дело не в запрете. Я хочу провести с тобой всю свою вечность. Не день. Ни век. Вечность.
— Я знаю, — тихо произнесла она.
Она смотрела на него, понимая, что этот момент пришел. Момент, которого она боялась, откладывала, не обращала на него внимания. Но она думала об этом. У неё были свои причины, свои мысли, свои обстоятельства. И чем больше она думала…