Но глядя сейчас на себя в зеркало, она понимала, что она справится. Главное - быть честной с самой собой, как и говорил Барсафаэль. Ей придется еще многое пережить и переосмыслить. Но начало было положено. И сейчас она собиралась закрыть одну из дверей. Она собиралась в последний раз посетить ипподром Леи, дабы попрощаться. Сказать последнее «прости». Прошептать последнее «люблю». И отпустить. Давая возможность закрыться глубокой ране, зная, что оставшийся рубец будет большим, но хотя бы уже не будет так болеть.
Нимуэ призвала водоворот.
Ипподром жил своей жизнью. Нимуэ нашла Лею как обычно - рядом с животными. Она ласково говорила с ними, занимаясь тем, что приносило ей радость. Нимуэ отчетливо видела её ласковую счастливую улыбку. Понимая, что мать здесь - счастлива. И это грело сейчас душу Нимуэ. Она знала, что оставит её в умиротворении, в мире, где все так, как хотелось бы ей.
— Марго? Доброе утро. Вы так рано. И неожиданно. Что-то случилось? — Лея с волнением посмотрела в глаза Нимуэ.
— Доброе утро, Лея. Нет, всё хорошо. Я просто зашла попрощаться, я уезжаю из страны на долгое время. Поэтому, хотела сказать вам огромное спасибо за вчерашний день, да и вообще…
— Ну, что вы. Это вам спасибо. За все годы, что вы со мной. Мы с вами строили это место вместе, вы всегда меня так поддерживали. И мне жаль, что вы уезжаете, мне будет вас не хватать.
— Мне тоже, но когда я вернусь, я первым делом приду вас навестить, — Нимуэ помолчала немного. И всё-таки решилась. — Лея, мы с вами так давно знакомы. Я бы хотела обнять вас на прощание…
— Марго, ну что вы! Конечно! Я не знаю, почему мы не сделали этого давно, — и Лея сама аккуратно и трепетно обняла Нимуэ. Внутри ангела все замерло. Она боялась дышать, запоминая эти короткие мгновения долгожданных объятий, роняя непрошенные слёзы на волосы Леи, крепко обнимая её хрупкое тело.
— Возвращайтесь как сможете, и приходите, я буду очень рада видеть вас вновь, — Лея отстранилась, держа Нимуэ за предплечья и глядя на неё своими лучистыми глазами, цвета расплавленного серебра.
Нимуэ хотела что-то сказать, но в этот момент двери конюшни распахнулись и вошел помощник Леи, Карл.
— Лея, там лошадей привезли…
— Каких лошадей? — Лея отстранилась от Нимуэ и направилась к выходу.
Нимуэ хотела уйти, пока Лея занята, чтобы не бередить рану еще больше, однако все же задержалась и вышла вслед за матерью. Во дворе стояло пять фургонов. Животные фыркали, выражая недовольство теснотой и странным способом передвижения. Карл подал Лее какое-то письмо. Едва прочтя первые строчки, Лея вскинула на Нимуэ глаза, в которых сверкнула влага и стремительно подошла к ней, резко заключив опять в объятия.
— Спасибо, Марго. И вам и вашим друзьям. Огромное спасибо за подарок.
— Подарок? — непонимающе переспросила Нимуэ.
— Да, вы вчера сами видели… Это была потеря для нас всех. И вот ваши друзья…
— Мои друзья что? — Нимуэ недоумевала.
— Нам подарили пять прекрасных жеребцов. Теперь у нас целых тринадцать голов. Это прекрасно. Передайте спасибо вашим друзьям, Марго. Это так неожиданно и приятно.
Нимуэ кивнула и улыбнулась, совершенно не понимая в чем дело, и причем здесь какие-то её друзья. И тут из фургона вывели первого жеребца. Огромный, статный, мускулистый. Длинные сильные ноги. Чёрный лоснящийся бок. И небольшой вальтрап на шее. С номером 10.
И Нимуэ все поняла.
Чёртова дюжина.
Десятая лошадь.
Точнее — конь.
Она не стала дожидаться выгрузки ещё четверых животных. Она спешила на встречу. Чувствуя, как внутри начинает клокотать негодование. И медленно плавиться злость. Вот как, значит. Тайный меценат. Ему мало было влезть ей под кожу. Он влез в её прошлое. Как всегда - нагло и бесцеремонно.
Приземлившись у его дворца, она все же выдохнула. Засовывая все свои клокочущие эмоции вглубь. Понимая, что она не может вот так с ходу высказать ему все, что думает. Он не Люцифер. Он - Сатана. Но она придумает, как донести до него, что подобное вмешательство в её жизнь просто неприемлемо.
Она замерла посередине его кабинета. Абсолютно спокойная внешне. Но он отчетливо видел, как сверкает её тягучее расплавленное серебро, делая глаза темнее. Чувствовал, как тлеют поленья клёна, выбрасывая в воздух горький пепел. Он мгновенно оценил контраст её вида и того, что выдавала её энергия. Уловив нотку интереса внутри себя, понимая, что ему нравится то, что он видит и ему хотелось бы знать, что привело её в такое состояние. Он слегка увлажнил нижнюю губу, вдыхая пепел её клёна. И сделал приглашающий жест.
Она села, как обычно закинув ногу на ногу. Спокойная внешне. Внимательно ожидая его первого вопроса. Но внутри бушевало пламя. Он ждал. Прикидывая, насколько её хватит. Но она продолжала спокойно сидеть и молчать.
Серебро искрилось.
Темнота интересовалась.
Минуты шли.
Молчание беззвучно качалось в воздухе.
— Как поживает ваша мать? — его глаза сверкнули огнём.
Внутри Нимуэ всё зашлось от негодования. Однако на лице не дрогнул ни один мускул. Лишь побелели костяшки пальцев, сомкнутых в замок. И в воздухе разлился стойкий запах гари.
Он наблюдал, впитывая ощущения. Видя, как она держит себя в руках. Понимая, что заданный вопрос лишь подхлестнул то, что тлело внутри неё по приходу сюда.
— Прекрасно, передает вам благодарность за прекрасных жеребцов, — ответила Нимуэ, выдавая в голосе лёд и сталь, в противовес тлеющим углям и пеплу.
Сатана расхохотался. Откинувшись на спинку кресла, он замер в предвкушении их диалога. Понимая, наконец, что заставило её клён тлеть. Он не ожидал, что она узнает об этом так быстро, но это делало их встречу более интересной. Так что тлеет сейчас в сердце её дерева: злость или ярость?
— В следующий раз будет интереснее делать ставки.
— Следующего раза не будет.
— Какая категоричность.
— Видимо, иначе с вами нельзя.
В его глазах полыхнул огонь. Он выпрямился, положив ладони на стол.
— Осторожнее, Нимуэ. Игра идет не на вашем поле.
— Верно. Но вы упорно пытаетесь походить своим конем на мою часть доски.
— Вас это задевает?
— Мне это не нравится.
— Нравиться должно мне.
— Да, на чувства остальных вам плевать, я помню.
Он отчетливо услышал, как затрещал огонь, охватывая сухую древесину, как шумно зашелестели кроны деревьев, объятых пламенем, как воздух наполнился дымом. Определенно — злость. Но лицо всё также бесстрастно. Она перешла грань. И сейчас, глядя на неё он решал: позволить и продолжить, или оборвать и приструнить.
— Чувства других — инструмент, на котором я играю. В совершенстве, — его взгляд пригвоздил Нимуэ к креслу.
Она выдержала его взгляд, заставляя серебро застыть, покрываясь коркой искристого льда. Ощущая его силу и мощь. Но не желая ей поддаваться.
— Знаете, Самаэль… — она на секунду замолчала, словно взвешивая свое решение. — Вы — тот, кто вы есть. У вас этого не отнять. Но одно дело, когда вы кидаете перчатку, проверяя, смогу ли я её поднять и ответить. И совсем другое, когда вы намеренно меняете рапиру на острую шпагу.