Он выглядел образцом мужественности, как гордый воин, устремившийся в битву и вышедший из нее победителем. Его тело было худощавым и твердым, а сильные мускулы, играющие при каждом движении, напряглись, когда он присел рядом с Алексой на койку.
И перетягивание каната, так долго мучившее ее, испарилось, как только она заглянула в синие-синие глаза. Алекса не испытывала уже никаких сожалений, что пришла к нему этой ночью. Она знала, что будет переживать ее снова и снова целую вечность. Это воспоминание будет поддерживать ее в те холодные, одинокие ночи, что ждут впереди.
Кин уложил ее на кровать, но Алекса продолжала изучать его, стараясь запомнить каждую черточку этого грубовато-резкого, но такого красивого лица. Кин вытянулся рядом с ней, одной рукой неторопливо провел по голому плечу, потом по бедру и сорвал беспомощный вздох капитуляции с теплых розовых губ. Этот тихий звук вернул его внимание к ее тонкому лицу. Привлеченный, будто пчела на мед, Кин опустил голову, чтобы вкусить сладость поцелуя. Губы Алексы растаяли, как розовые лепестки, не утолив, а, наоборот, раздразнив его голод. А когда его полыхающее желание еще усилилось, он напомнил себе, что Алекса совершенно неопытна в искусстве любви. Он должен быть ласковым и мягким, заставить отвечать на его ласки без страха и колебания и дать ей все упоительные, восхитительные ощущения, доступные лишь любовникам.
Алекса дрожала, пока он нежно исследовал ее тело, и волны наслаждения и желания прокатывались по ее телу, опаляя огнем. Каждое прикосновение поднимало ее все выше, будто она взбиралась на гору, а головокружение с каждым шагом становилось все сильнее. Она инстинктивно обняла руками его шею, нежно запустила пальцы в волосы и притянула Кина ближе, отчаянно желая, чтобы единственный мужчина, который доводил ее до грани сумасшествия своими мучительно-сладкими ласками, взял ее всю целиком.
Она ощущала твердые очертания его рта у своих губ, его дыхание сливалось с ее, а поцелуй стал глубже и настойчивее, будто мужчина стремился съесть ее в своем голодном нетерпении. Рука его скользнула назад к ее груди, потом и губы оставили ее рот и направились по плечу вниз. Язык запорхал вокруг розового бутона соска, играя и дразня, пока тот не напрягся; Алекса закрыла глаза, прогнав все, кроме прилива упоения, нахлынувшего на нее и несущего по волнам чистого наслаждения. Его ладонь спустилась по ее животу, и желание швырнуло ее в чувственный водоворот. Пальцы, опытные, искусные, знающие пальцы, нырнули в нее, возбуждая и гладя, пока Алекса не закричала, стремясь хоть как-то облегчить сводящее с ума вожделение. Она выгнулась дугой навстречу ласкам, пытаясь притянуть его ближе, но Кин не собирался спешить. Ему хотелось наполнить ее таким наслаждением, чтобы она никогда не забыла мгновений, проведенных в его объятиях.
Он взял ее руку и поднес к губам, потом мягко улыбнулся, заметив ее сияющий взгляд.
– Терпение, любовь моя, – прошептал Кин и наклонился, чтобы легко поцеловать уголок нежных губ. – Мы только начинаем. Эта ночь наша, каждое ее сладостное мгновение.
Его опытные руки снова отправились по проложенной сладостно-мучительной тропе, от живота к груди, и медленно обвели один розовый бутон, потом другой, прежде чем начать спуск в поисках каждой чувственной точки ее дрожащей плоти. И снова его ласки поплыли по обнаженной коже, сплетая прихотливые узоры, спускаясь, чтобы заставить ее изогнуться в ответ на откровенные искания.
Новый круг буйных, гипнотических ощущений закружил ее, и Алекса затаила дыхание в невыносимой муке наслаждения. Она была уверена, что погибнет в этом смерче удовольствия, танцующего по ее коже. Сердце ее колотилось так неистово, что могло в любую секунду вырваться из груди, тогда она закончит свою жизнь в объятиях Кина. И пока она парила, неуверенная, живет или умирает, губы его прильнули к ее губам и начали шептать слова желания, восхищения и наслаждения.
Кин притянул ее ближе и застонал, почувствовав, как ее мягкие груди прижались к его сильной груди, и открытым ртом снова нашел ее рот, раздвинул губы и обжег, искусал, поглотил их, и сам забыл обо всем. Женственные изгибы растаяли и сплавились с его твердым телом, и первобытные инстинкты взяли верх и поглотили его без остатка. Он не мог насытиться ею, не мог даже влиться в нее так близко, как хотелось, чтобы удовлетворить раздирающее нервы вожделение. Да устанет ли он когда-нибудь от этой обворожительной чертовки?
Задыхающийся крик сорвался с губ Алексы – она почувствовала его у своей мягкой плоти. Голод, ненасытный голод терзал ее все сильнее. И вот наконец Кин нырнул в нее! Она впилась ногтями в его спину, стараясь прижать его еще ближе. А он погружался все глубже, пока не наполнил ее пламенем, которое изменило ее плоть, превратило в кипящую лаву и слило мужчину и женщину в такой огненной страсти, что Алекса поняла – она потеряла не только тело, но и душу. Наслаждение было невыносимым, и она была уверена, что не переживет этого. Каждое сладострастное движение поглощало все, что осталось от ее существа. Она стала им, его живой, дышащей частью, и больше не беспокоилась, что он теперь властитель ее сердца и души.
Они двигались медленно, упиваясь каждым чувственным ощущением. Они смаковали каждый восхитительный момент, наслаждение бросало их вверх и вниз на волнах страсти. Алекса окончательно потеряла голову и погрузилась в мучительно-бездумный круговорот, когда Кин содрогнулся, его потное тело нырнуло в нее еще глубже и, наконец, поплыло, потекло, пульсируя и трепеща, в упоительном освобождении. Все чувства и эмоции начали затихать; голова Алексы постепенно прояснилась, она подняла тяжелые веки и взглянула в суровое красивое лицо.
Может, внезапное решение прийти к нему этой ночью было и не таким уж глупым, подумала Алекса, приоткрывая губы, чтобы встретить нежный поцелуй. Она всегда будет помнить и эту ночь, и каждое ощущение, разбуженное его близостью. Время от времени она улыбнется и себе, и этому воспоминанию, занимаясь скучными ежедневными делами в отцовском доме. Ни один человек не будет знать, что она заново переживает запретные наслаждения, но они будут с ней всегда…
Кин скатился с нее и лег рядом. Алекса тихо вздохнула и глянула в окно. Виднелись далекие звезды, которых – она готова была поклясться – коснулась, когда Кин вознес ее на волне наслаждения и заставил парить высоко-высоко. Никогда даже в самых смелых мечтах не могла она представить, что физическая близость с мужчиной окажется таким насыщающим, умиротворяющим переживанием. Да, первый раз не выдерживал никакого сравнения с нынешней ночью, решила она, отсутствующе поглаживая рукой его бедро. Кин научил ее тем вещам, которых она никогда не знала, – откровенным поцелуям и прикосновениям, он был очень нежным и терпеливым. Неудивительно, что женщины буквально толпились у его порога, мечтая поскорее забыться в его магических объятиях.
Алекса и представить себе не могла другого места, где ей хотелось бы находиться. Может, он ей совсем не подходит, она пожертвовала своей гордостью, придя к нему, но его любовное прикосновение все перевернуло. Теперь ее безумный поступок казался правильным. Алекса глянула через плечо на точеные черты его лица, сейчас мягкие и спокойные, и слабая, почти робкая улыбка изогнула ее припухшие губы.
– Кин?
Ее нежный голос коснулся ушей Кина, он приоткрыл один глаз и встретил устремленный на него вопросительный взгляд.
– Да? – Он потянулся и разгладил выбившуюся прядь ее волос, откинул ее со щеки, поражаясь воплощенной красоте, которую держал в объятиях.
– Так всегда бывает между мужчиной и женщиной?
Алекса повернулась к нему лицом, провела тонким пальцем по глубоким морщинам на лбу, потом по скулам – очерчивая лицо, дразнившее ее в мечтах и снах последние дни.
Этот невинный вопрос лишил Кина дара речи. Ему и в голову не приходило раньше заниматься сравнениями. Когда он хотел женщину, брал то, что ему великодушно предлагали. Он использовал женщин для удовлетворения своих мужских желаний, а потом шел дальше своим путем.