Не получив немедленного ответа на свой вопрос, Алекса поднялась на локте, накрыв Кина водопадом длинных черных волос. С озорной усмешкой она раздвинула, темные пряди и посмотрела вниз, на его лицо.
– Я имею в виду, это бывает так с любыми мужчиной и женщиной? – Ее задумчивый взгляд оторвался от его глаз и отправился следом за указательным пальцем, что обвел один за другим его соски и двинулся вниз, по темным вьющимся волосам на груди, стекающим струйкой по животу. – Почувствовала бы я то же самое после близости с любым другим мужчиной?
Алекса задавала вопросы, которые требовали вдумчивых ответов, и Кин беспокойно заворочался. Его встревожило осознание того, что раньше он никогда так себя не вел. Обычно он брал что хотел и не задумывался о чувствах партнерши. Сегодня же ночью он приложил все усилия, чтобы Алекса наслаждалась их любовной игрой так же полно, как и он сам. Отказался от части самого себя ради этой любознательной девчонки, стал нежным внимательным любовником – лишь бы доставить ей удовольствие.
Его мужскую гордость остро уязвила мысль о том, что Алекса могла бы отвечать другому с той же невинностью, что уступила ему. Он был первым и единственным, кто прикасался к этой очаровательной игрунье. Образ Алексы, лежащей в чужих объятиях, позволяющей другому ласкать ее шелковистую кожу и целовать нежные губы, неожиданно сильно огорчил его.
Кин вовсе не был уверен, что хочет отвечать на ее вопрос. Страшновато было сейчас глубоко копаться в тех чувствах, что затопили его.
Он освободился из ее объятий, расстался с теплом ее тела и потянулся за валяющимися на полу брюками. Потом молча прошел по комнате и налил немалый глоток спиртного, надеясь утопить в нем вопрос, эхом отдававшийся в мозгу.
Его взгляд направился к окну, и он был поражен мыслью, что только что вернулся из фантастического путешествия по огромному морю мерцающих звезд. Странно, подумал Кин. Ему не удавалось припомнить другого такого случая, когда он был с женщиной и испытывал такое. Уж не подсыпала ли она чего в вино? Задумчиво сдвинув брови, Кин уставился на стакан в руке. Нет, не могла, заверил он себя. Не это было причиной таких странных ощущений. Да что на него нашло? Привычные фразы. Обычно он нетерпеливо выпроваживал подружку, как только она удовлетворяла его желание. Но сегодня… сегодня он не спешил расстаться с Алексой. Еще было столько всего, еще было чему научить ее. К тому же она так отличалась от всех остальных… Ему приятно было знать, что она ждет его в постели.
Тишина, внезапно повисшая в комнате, казалась невидимой ширмой, разделившей их. Задумчивое состояние Кина лишило Алексу смелости и бодрости духа. Она смотрела на его силуэт, видела, как он присел на край стола и стал молча смотреть в окно. «Теперь, когда он насытил свою животную похоть, я ему больше не нужна», – в отчаянии думала Алекса. Она чувствовала, что навязывается ему, оставаясь здесь, когда он явно предпочитает побыть в одиночестве. Алекса схватила брошенную им рубашку, слишком смущенная, чтобы нагишом пройти по всей хижине к своему платью.
Шуршание материи заставило Кина обернуться. И тотчас же он пропал, заблудившись в пленительном видении спутанных темных волос, сияющих серебром глаз, длинных стройных ног, выглядывавших из-под его рубахи. Господи, да она ангел, просто ангел. Кин почувствовал, что снова безумно хочет ее. Да что за тайное заклятие она сотворила, чем приворожила его? Ведь это на него совсем не похоже: так увлекаться женщиной. И все же это случилось. Осознание этого факта потрясло его до глубины души. Прежняя уверенность, что он волевой, несгибаемый человек, упорхнула в окно, когда Кин сдался непобедимому желанию заверить Алексу, что произошедшее между ними – только начало. Так ли это? Кин проглотил эту мысль вместе с вином. Ему надо бы думать, как закончить их отношения, но мысль, что Алекса больше никогда не окажется в его руках, показалась ему невыносимой.
Мускусный запах, исходящий от рубашки, опьянил Алексу. Ей захотелось никогда не расставаться с облаком наслаждения, парящим вокруг нее. И как железо притягивается к магниту, так и Алекса непроизвольно двинулась к Кину, не спуская с него внимательного взгляда. Но когда синие озера его глаз затопили ее, она позабыла все слова, что хотела сказать. Уклонившись от этого синего потока, она постаралась снова оформить свои мысли и лишь тогда взглянула на него.
– Кин, я…
Он обнял рукой ее талию и притянул Алексу к себе между ног, продолжая сидеть на краю стола.
– Ничего не говори. Просто поцелуй меня, – прошептал он. – Я еще сражаюсь с последним залпом твоих вопросов. Сейчас время не спрашивать, как и почему, а наслаждаться…
Его рот прижался к ее губам, требуя ответного поцелуя, и Алекса перестала думать. Его прикосновения лишали ее способности соображать и сопротивляться. Она знала, что если Кин снова хочет ее, то она не сможет устоять.
Этой ночью, особенной незабываемой ночью, она постарается сделать все, чтобы потом, когда она уйдет… Кин тоже иногда будет вспоминать… И когда он прижался к ней, вожделение снова вспыхнуло ярким пламенем, обжигая ее плоть. Алекса чуть отстранилась и потянула его к койке, туда, где она снова переживет великолепные мгновения, прежде чем уйдет и спрячет эти сладостные воспоминания в надежный уголок памяти.
Кин последовал без возражений, зная, что ожидает его. Да, так бывает не всегда, заметил он самому себе, когда ее маленькие ладони заскользили по его волосатой твердой груди. По правде говоря, так не было еще никогда, и Кин вдруг понял, что в своей жизни он упустил что-то необыкновенное, неповторимое. Ее невинные ласки казались нежным массажем. Она изучала каждый дюйм его тела своими легкими прикосновениями, и чувства его ликовали. Кин вдруг поймал себя на том, что сравнивает других женщин с этой шалуньей, и ни одна не выдерживает этого сравнения.
Потом она начала целовать его, используя полученный опыт, заставив его корчиться от желания и стремиться лишь скорее удовлетворить пожирающую его страсть. Невозможно больше было выносить эти дразнящие, мучительные ласки. Он схватил ее обеими руками и с упоением впитывал ощущение мягкого, буквально плавящегося тела. И лишь через мгновение понял, что сам стал ее собственностью, ее владением, и погрузился в нее, сливаясь с ней воедино. Она научила его ценить простые чувства, столь сладостные и сильные, что он неожиданно услышал свой собственный вздох.
И они снова плыли по океану звезд, направляясь к новым горизонтам, наслаждаться которыми могут только влюбленные. Алекса жила и умирала, отдаваясь без остатка дивным ощущениям, захватившим ее. Время прекратило свое существование. Они с Кином двигались в едином ритме удивительной мелодии – и это был еще один момент, который Алекса будет вечно лелеять в памяти.
Но вот их полет достиг апогея, утихли последние любовные содрогания, и Кин опустился на койку рядом с Алексой. Его долго сдерживаемые эмоции нашли выход самым упоительным способом, и у него не было ни сил, ни желания двигаться. Он хотел только одного – уснуть, держа в объятиях этого ангела-искусителя.
Алекса ласково взяла его лицо обеими руками и посмотрела на него с обожанием.
– Кин, я знаю, что ты за человек, – прошептала она и наклонилась поцеловать его губы. – Ты тверд в своих убеждениях и нежен в любви. Я знаю, ты не желаешь быть связанным, и я не буду заявлять никаких требований. Я хотела только этой ночи и не буду просить больше ни о чем. У меня будут воспоминания. Этого довольно…
Кин слегка нахмурился. Это должны были быть его слова, угрюмо думал он, пока Алекса уютно пристраивалась в его руках. Его озадачило, что Алекса хотела позволить ему уйти из ее жизни, даже не попытавшись уговорить вернуться еще раз, что обычно делали другие. Но сейчас он был слишком обессилен, чтобы размышлять над всем этим. Завтра, когда голова будет ясной, а солнце представит Алексу в новом свете, он будет смотреть на нее как на одну из многих, пообещал себе Кин, закрывая глаза и прижимая к себе ее теплое тело.
Услышав его медленное, равномерное дыхание, Алекса осторожно отодвинулась, слезла с кровати и прокралась к своему платью. Прежде чем выскользнуть наружу, она с тоской и любовью взглянула на спящего Кина. Так трудно было покидать его, зная, что больше никогда не увидит! Она вышла, чувствуя, будто оставила позади часть собственной души.