Они сидели у костра и заканчивали ужин. Клинт завел очередной длиннющий рассказ, но Кин больше не мог этого выносить. Терпение его иссякло. Он хотел проводить время наедине со своей красавицей женой. Он уже дошел до того, что не мог даже взглянуть на нее, не испытывая адского голода. И голод этот не могла удовлетворить даже самая вкусная еда. Он хотел ее, Алексу. Он томился желанием ласкать ее шелковистую кожу, забыться в ее пленительных, пьянящих поцелуях.
– Все это я уже слышал, – выпалил Кин, прервав Клинта, который удобно откинулся в седле и разглядывал звездное небо, плетя сложную паутину замысловатой истории, а Алекса слушала внимательно и с явным интересом.
– Ну а Алекса еще не слышала, – ответил Клинт несколько вызывающе. – И она не жалуется.
– Но я жалуюсь, – буркнул Кин. – Ты пренебрегал ручьем последние двое суток, хотя мы едем вдоль него не первый день. Почему бы тебе не принять ванну?
Клинт заложил руки за голову, внимательно оглядел Кина, и на морщинистом его лице расплылась дьявольская усмешка.
– Сдается мне, что ванна нужна тебе, причем холодная. Не успел он закончить фразу, как его бесцеремонно подняли и отнесли к ближайшим зарослям деревьев.
– Исчезни! – рявкнул Кин, вскинув руку в сторону речки. – И не возвращайся, пока не позову!
Когда Клинт исчез в темноте, язвительно посмеиваясь, чем еще больше разозлил Кина, Алекса посмотрела на мужа с не менее насмешливой улыбкой.
– Животное, – проговорила она, но в голосе слышался сдерживаемый смешок. – Ты грубо вышвырнул из лагеря своего лучшего друга. Что за черт в тебя вселился? Последние два дня ты ведешь себя просто отвратительно.
– Отвратительно? – Он ухмыльнулся выбранному ею слову. – Разве это описание поведения человека, который уже неделю обходится без женщины, причем без малейшей надежды на скорое облегчение?
Алекса обняла его за шею обеими руками и вгляделась в лицо, наслаждаясь игрой лунного света на черных волосах и резких чертах мужественного лица. Она наблюдала за ним все эти дни, любовно изучая его гибкие движения. Она обожала его наряд из оленьих шкур и уважала способность чувствовать себя в глуши как дома. Алекса любила его, этого сурового жителя приграничной полосы, и мечтала поскорее оказаться в его объятиях и перенестись в мир, где пламя восторга пылало ярче весеннего солнца.
Она разгладила его хмурый лоб и улыбнулась:
– Ты попусту теряешь драгоценное время, любовь моя. Клинт не будет купаться всю ночь.
– Хотел бы я, чтоб он отрастил чешую и плавники, – пробормотал Кин и приник к ее губам.
Алекса растаяла в его сильных руках, чувствуя, как яростно колотится его сердце. И когда она уже ощутила, что начала задыхаться, изнемогая от страсти и томления, Кин поцеловал ее неожиданно нежно.
– Я люблю тебя, Алекса, – прошептал он ей в губы.
– И я люблю тебя, – еле слышно ответила она. Кин прижал ее еще сильнее.
– Никогда не переставай любить меня.
Его нетерпеливые поцелуи скользили по вороту ее рубашки, пока проворные пальцы сражались с пуговицами.
– Я не хочу даже думать о жизни без тебя. Дважды мне казалось, что я потерял тебя, и пустота становилась невыносимой. Ты нужна мне, Алекса.
Он притянул ее к себе, и они вместе опустились на тюфяк, служащий им постелью. Легкий вздох Алексы взлетел над ними, как легкий ночной ветерок. Единственный мужчина мог приручить ее гордое, дикое сердце – этот бесстрашный искатель приключений с глазами цвета неба и волосами, темными как полночь. Мужчина, который поднял ее на высоты и бросил в бездны экстаза. Он и только он мог заставить исчезнуть весь мир в тот сладостный миг, когда принимал ее в кольцо своих сильных и нежных рук.
Она приручила его неистовую, дикарскую душу. Она могла заставить его заложить ее за один великолепный момент, бросающий вызов самому времени. Он стал нежнейшим любовником, дающим и отдающим взамен, делящим с ней упоение близостью.
Кин не мог больше выносить ее сводящих с ума ласк, он приподнялся над ней и навис, вглядываясь в ее лицо. Все чувства и эмоции Алексы отражались в ее глазах, и Кин знал, что видит там зеркало его собственной души. Блеск серебра согрел его сердце, и он опустился на нее, прижался и выпил пьянящий поцелуй.
Она была его жизнь, его любовь, и эта ночь была прекрасна и дорога ему.
Когда неистовство страсти утихло, Кин благодарно вздохнул и опустился рядом с Алексой.
– Я построю нам новую хижину к западу от нынешней. Алекса повернулась к нему лицом и провела пальцем по суровым чертам.
– А как же насчет той, в которой вы жили с Клинтом? – поинтересовалась она.
Он повернулся к ней с хитрющей улыбкой и поцеловал кончик ее вздернутого носа.
– Клинт может жить в ней один. Я не собираюсь провести остаток жизни, ругаясь с ним по поводу купания два раза в день. Боюсь, он скоро возненавидит воду.
Смех Алексы прозвенел над ними, она повернулась и чмокнула его в ответ.
– Это вполне возможно, – согласилась она. – По-моему, и сегодня он отнесся к идее без всякого энтузиазма.
Ее легкое, почти небрежное прикосновение распалило огонь, противиться которому Кин не мог. Он прожигал тропу прямо к его душе, заставляя томительно желать отправиться в еще одно путешествие к мерцающим звездам, которые казались такими далекими…
– Надеюсь, Клинт научится ходить по воде, – прохрипел Кин, отвечая на ее откровенные призывы.
Внезапно Алекса позабыла о том, что старик скорее всего дрожит в воде. Вместо этого успела только смутно подумать, не научится ли он разговаривать с рыбами, если проведет в реке всю ночь.
С хитрой ухмылкой на обветренном морщинистом лице Клинт сидел на берегу ручья и ждал. Он сомневался, что Кин вообще собирается звать его обратно. Но ведь он так и знал, что рано или поздно это случится. Клинт только с интересом проверял, сколько времени тот сможет сдерживать живущего в нем сластолюбивого зверя. Его хохот вспугнул видящую над ним сову, и они на пару заухали в темноте. Клинт видел голодный взгляд своего молодого приятеля каждый день с тех пор, как они покинули благословенное уединение новоорлеанского особняка. Теперь он был уверен, что его будут отсылать купаться каждую ночь, пока не приедут в Сент-Луис. Тут он нахмурился и задумался – а над чем же он, собственно говоря, смеется? Кин и Алекса будут целоваться и миловаться, а он – сидеть на берегу ручья и мочить ноги. Проклятие, да этак он станет самым главным чистюлей по всей территории Луизианы. Он оглянулся назад, на затухающий костер, и свернулся на траве, пытаясь устроиться как можно удобнее. В следующий раз, когда Кин предложит ему искупаться, или что там человек может делать, пока две влюбленные пташки нежатся в своем любовном гнездышке, Клинт первым делом захватит с собой свое снаряжение.
Алекса насторожила уши, заслышав неожиданный пронзительный звук, и подняла вопросительный взгляд на ухмыляющегося Кина.
– Что это за шум? – полусонно спросила она.
– Это Клинт потешается над нами, – сообщил Кин и снова прижал ее к себе.
Она уютно свернулась на его широкой груди и улыбнулась, слушая знакомые удары его сердца.
– Что ж, полагаю, он заслужил право смеяться последним.
– Не буду ему в этом отказывать. Пусть себе хохочет, сколько его душе угодно, – хрипловато согласился Кин. – В конце концов, это единственная компенсация за то, что спит один. – Его губы легко прикоснулись к ее нежной щеке, потом опустились на ее мягкие губы. – Но у меня есть ты, и это все, что мне нужно в жизни для счастья.
Алекса ответила ему нежным поцелуем и отдалась охватившей ее дремоте, зная, что ее счастливая жизнь только начинается. Она любит этого сурового покорителя Дикого Запада, похитившего ее душу и сердце. Он разжег неистовое, всепожирающее пламя желания, впервые прикоснувшись к ней. И вот теперь жизнь полна до краев…