С рассветом они оседлали отдохнувших лошадей и продолжили путь. Кэролайн узнала, что дорога до Семи Сосен займет у них недели две, если не случится непредвиденных задержек. Об этом поведала ей миссис Кемпбелл, хозяйка бревенчатого домика, занимавшая его с мужем и пятью детьми.
Четырнадцать дней столь изнурительного пути сперва показались Кэролайн вечностью, но, вспомнив о своем путешествии на корабле, она немного приободрилась, сказав себе, что всему на свете рано или поздно приходит конец, и моля Бога об избавлении их от тягот и опасностей в течение всех дней поездки.
Кэролайн с гордостью и радостью отметила про себя, что теперь почти перестала бояться своей смирной выносливой кобылы. Возможно, причиной тому явились усталость и физическое напряжение последних дней, а может быть — новые чувства, переполнявшие ее душу и не оставлявшие места для страха.
— Неужели вы собираетесь молчать до самого приезда в Семь Сосен? — Кэролайн послала лошадь вперед и поравнялась с Раффом. С того самого момента, как она наотрез отказалась вернуться в Чарльз-таун, он разговаривал с ней неохотно и лишь в случае крайней необходимости. А ведь ему наверняка было о чем рассказать ей. Вчера вечером, поднявшись по лестнице на свой чердак, она долго не могла заснуть, прислушиваясь к неясному гулу голосов Раффа и хозяина дома, доносившихся снизу.
Поймав на себе его взгляд, Кэролайн тут же пожалела о своих словах. Ах, если бы только он мог заглянуть в ее мысли, он не был бы так жесток с ней!
— Я не думал, что вы желаете поддерживать беседу со мной, леди Кэролайн.
Он заставил ее почувствовать себя нежеланной гостьей, с чьим присутствием хозяева мирятся лишь ради приличия. Но Кэролайн, сделав вид, что не заметила сарказма, прозвучавшего в его словах, безмятежно ответила:
— Мне казалось, что в этом диком лесу лучше быть вдвоем, чем одному, и лучше разговаривать, чем молчать.
— Некоторые предпочитают оставаться наедине с лесом.
— И вы тоже?
Волк пристально взглянул на нее. Сегодня волосы его не стягивали ни узкий кожаный ремешок, ни бархатная лента, они свободно развевались за его плечами, и, когда он повернул голову к Кэролайн, прядь этих густых, черных как смоль волос упала ему на щеку. Улыбка мелькнула на его полных губах. В эту минуту он был так восхитительно, обезоруживающе красив, что Кэролайн почувствовала внезапную слабость и качнулась в седле.
— Временами — да, — ответил он. — Мне нравится безмолвие лесов и гор, пение ветра, крики птиц. — Смущенно пожав плечами, он тряхнул головой и добавил: — Но, пожалуй, общество красивой женщины гораздо большая отрада для души и глаз, чем все перечисленные радости.
Кэролайн мучительно покраснела и отвернулась, сделав вид, что разглядывает густой кустарник, росший по обе стороны тропинки, и от души надеясь, что Рафф не заметил ее смущения. Ведь он, конечно же, имел в виду вовсе не ее! Ведь ее никто и никогда не называл красивой! Она была всего лишь Кэролайн — надежной, дисциплинированной, выдержанной Кэролайн.
Спустя несколько минут она отважилась вновь посмотреть на Раффа. Похоже, все это время он, не отрываясь, смотрел на нее. Кэролайн слегка дрожащей рукой опустила поля своей соломенной шляпы пониже, чтобы спрятать лицо.
— Вы часто говорите о горах, но я, сэр, никак не возьму в толк, где вы их видели. Местность здесь ровная и гладкая, словно поверхность озера.
— Здесь — да. Но дальше на запад, там, куда мы держим путь, высокие холмы и долины простираются повсюду, насколько хватает глаз.
— Это звучит заманчиво. Как там, наверное, красиво!
— Да, красиво. Но это приграничные земли, и жизнь там под силу не всякому.
Кэролайн гордо выпрямилась в седле:
— Вы, разумеется, имеете в виду меня? Вы хотели сказать, жизнь на границе не для таких, как я, не так ли?!
— Если бы я имел в виду конкретно вас, я бы так и сказал, — с этими словами Волк пришпорил коня, послав его вперед по узкой тропе.
Справа от них густая поросль деревьев уступила место неширокому топкому болоту.
В одном из болот, мимо которого они проезжали в первый день своего пути, водились аллигаторы, прятавшиеся среди высоких камышей и зарослей осоки, и Кэролайн подумала, что эти странные создания вполне могут обитать и здесь. Рафф подробно описал ей их внешний вид и повадки. Она держалась настороже, надеясь и в то же время страшась увидеть хоть одного из них.
Вдруг впереди ей почудилось какое-то движение, и она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть и не позвать на помощь своего спутника. Прикрыв глаза ладонью, Кэролайн внимательное посмотрела вперед. Оказалось, что ее напугала шевельнувшая лапой огромная черепаха, которая выползла на лесную прогалину, чтобы понежиться на солнце. Все эти разговоры о неведомых опасностях и о набегах индейцев вконец измотали нервы девушки.
Путники продолжали скакать вперед торопливой рысью, и Кэролайн задумалась, пытаясь разобраться в своих чувствах. Душа ее была объята страхом, хотя он оказался совсем не так велик, как можно было бы ожидать, исходя из сложившейся обстановки. До сих пор ей вполне удавалось держать себя в руках, не роняя достоинства
женщины, леди, англичанки...
Высоко в небе, раскинув крылья, парил ястреб. В движениях его чувствовались сила и уверенность. Кэролайн, залюбовавшись гордой птицей, со вздохом подумала о том, сможет ли она когда-нибудь чувствовать себя на этой земле столь же уверенно, как этот ястреб в безоблачном небе?
Ночь они провели в маленьком поселении Конгрив. Миссис Флэннери, у которой они остановились, оказалась добродушной, общительной ирландкой. Она немедленно принялась опекать свою гостью, которую Рафф представил просто как Кэролайн Симмонс.
— Флэннери — хорошие, добрые люди, пришедшие в эти места из Пенсильвании, — пояснил он, — но, подобно всем ирландцам, они относятся к аристократам без особой приязни.
И Кэролайн пришлось на время отказаться от своего титула, что не составило для нее никакого труда. Она и без того нечасто вспоминала о своем благородном происхождении. Роберт Маккейд прельстился тем, что она — дочь графа, и предложил ей руку и сердце, а его сын Рафф называл ее «миледи», кривя губы в усмешке. Вот, пожалуй, и все, что порой заставляло ее вспомнить о своей принадлежности к английской аристократии. Сама же она давно привыкла относиться к себе просто как к Кэролайн Симмонс — молодой англичанке без гроша в кармане.
Восемь семейств, составлявших все население деревушки, сообща решили, что приезд Раффа и Кэролайн — достаточный повод для дружеской пирушки. Миссис Флэннери — она настояла, чтобы Кэролайн звала ее запросто Джейн, — оповестила соседей, что вечером под ветвями огромной сикоморы затевается совместный ужин.
Женщины, а вместе с ними и Кэролайн, принялись лущить бобы, мужчины занялись разведением гигантского костра. Кэролайн уселась на табурете лицом к словоохотливой Джейн, чтобы не видеть Раффа. Разговор шел преимущественно о ребятишках, сновавших вокруг, и о предстоящем увеличении семейства миссис Дэбни.
— Третий ребенок за три года, — усмехнулась Джейн, и по тому, как улыбнулась и покраснела молоденькая Бэтси Дэбни, Кэролайн поняла, что данный вопрос служит неисчерпаемой темой разговоров и шуток среди соседей, нисколько, впрочем, не задевая чувств миссис Дэбни.
Бэтси, с трудом наклонившись вперед, подняла с земли хнычущего малыша и усадила его к себе на колени, так, что мальчик уперся спинкой в ее огромный живот. Получив из рук матери боб, ребенок тут же принялся жевать его.
— Мы с Сэмом любим детей, — произнесла она с мягким ирландским акцентом.
— Вот-вот, — подхватила Джейн. — А еще больше вы любите то, от чего они получаются. Верно я говорю?