— А что я должна была делать? — Во рту ощущалась странная сухость.
Мужчина натянуто улыбнулся, как часто делал во время открытых судебных заседаний.
Перед Айрис стоял Дэвид Стронг. Блестящий адвокат. Безжалостный противник. И муж Мейбл. Нельзя забывать об этом. И о причине, которая привела их сюда.
— Не будем спорить, — снисходительно произнес Стронг и шагнул к Айрис. Улыбка его стала шире, резкие черты несколько аскетичного лица смягчились. Пугающее ощущение значимости приближавшегося мгновения не позволяло девушке расслабиться, но и не мешало ощущать всю притягательность стройной мужской фигуры. С комком в горле она смотрела на кудрявые черные волосы, видневшиеся за небрежно распахнутым воротом белой рубашки. — Прости, что заставил ждать. Я думал, ты уже в постели.
Айрис с трудом проглотила слюну, не в силах смотреть на непременный атрибут гостиничного номера, оформленного в викторианском стиле. Этим атрибутом была огромных размеров кровать, слишком откровенно намекавшая на свое назначение.
— Нет. Все в порядке. Я имею в виду... — Как он может оставаться таким спокойным? — Я... я хочу сказать... ты не заставил меня ждать.
О Боже! Ей двадцать четыре года, так почему же рядом с ним она заикается, как школьница? Да потому что не имеет ни малейшего представления о том, как следует вести себя в подобной ситуации. Наслушавшись горьких сетований бесплодной подруги и решившись помочь ей, она и не представляла, каким неприглядным окажется все последующее.
Дэвид оказался достаточно чуток, чтобы понять ее состояние, с отчаянием подумала Айрис. Высокий лоб Стронга прорезала морщина, и он промолвил:
— Ты хорошенько подумала, согласившись на это?
Айрис быстро взглянула на мужчину. Нет, она не была уверена. О да, иметь ребенка от этого человека было ее заветной мечтой! Но не таким образом, пронеслось у нее в голове, не при таких обстоятельствах. Может быть, Стронг и сам сомневается в том, достойная ли это затея?
— Родить ребенка для другой женщины — очень смелое решение, — наставительным тоном произнес он, словно завершал выступление на процессе. — Мы бы ничего не сказали, если бы ты передумала.
Передумать? Айрис резко выпрямилась. Разве она мало думала о последствиях, согласившись на безумное предложение Мейбл? Близкой подруги, имевшей все, кроме одного-единственного, о чем она безумно мечтала: ребенка от собственного мужа. И Айрис согласилась... потому что Дэвид Стронг был для нее единственным любимым мужчиной на свете.
Слишком застенчивая, чтобы открыть ему свои чувства четыре года назад, она была вынуждена отойти в сторону и, мучительно переживая, наблюдала роман Дэвида со своей лучшей подругой. Роман закончился свадьбой, хотя Айрис всегда считала, что Мейбл ему не пара. Поэтому мысль о том, чтобы выносить его ребенка, которого, как с горечью призналась Мейбл после бесконечных медицинских исследований, она не способна родить, была в некотором роде компенсацией Айрис за ее собственную потерю. Кроме того, предложение подруги стало своеобразным ответом на молитву, с которой Айрис обращалась к небесам. Девушке были нужны деньги. Немалая сумма, чтобы заплатить за операцию на сердце, в которой нуждалась мать. Только это могло спасти ей жизнь.
— Передумала? Нет. — Она решительно вздернула подбородок. — Я всегда соблюдаю условия контракта... даже устного!
Губы Стронга растянулись в чуть заметной усмешке. Айрис считала, что у него очень выразительные губы. Их легкого движения было достаточно, чтобы покорить или обескуражить кого угодно. В ту же секунду каждый нерв девушки сладостно заныл: приподняв густые волосы Айрис, Дэвид обнял ее за шею и притянул к себе.
— Приятно слышать... — Серьезность его намерений не вызывала сомнений.
— Дэвид...
— Тс-с...
Нежное прикосновение мужских губ заставило ее умолкнуть; по венам с головокружительной скоростью побежала кровь, застучало в висках. Тепло чуть шершавой щеки, слегка пахнувшей лосьоном, и горячее дыхание Дэвида вызвали такой взрыв чувств, что Айрис вздрогнула, замерла на месте, а потом невольно отшатнулась. Она не имеет права. Ведь это муж Мейбл!..
— Успокойся.
Конечно, он все понял. От него ничто не могло укрыться. Замечать и исследовать каждый едва заметный нюанс, каждую слабость человеческого характера было его профессией.