Он натягивал видавшую виды спортивную куртку, потому что опять собирался дождь. Комнату то и дело озаряли вспышки молний, сопровождавшиеся гулким громом. Бессознательно стремясь удержать Дэвида, Айрис спросила:
— Может, переждешь бурю? Усмехнувшись уголком рта, Дэвид подошел и положил руки ей на плечи. Айрис ощутила их тепло, проникавшее сквозь тонкую ткань блузки.
— Моя дорогая, продолжай в том же духе, и я начну думать, что ты беспокоишься обо мне. — На лице Дэвида появилось слабое подобие улыбки, и Айрис перестала дышать, когда он нагнул голову и коснулся губами ее лба. — Я позвоню, — мягко сказал он и ушел, оставив после себя запах лосьона. За окном неумолчно шумел дождь. Открылась и снова закрылась входная дверь.
Как только рокот мотора затих, женщина ощутила, как она одинока. Теперь никто не мог ее видеть, и не было надобности скрывать свои чувства, которые рвались наружу уже несколько дней. Наступила разрядка, и неожиданно слезы хлынули, как вода из открытого шлюза.
Ничего, не видя перед собой, Айрис опустилась на пол возле дивана и уткнулась лицом в подушки: ее громкий плач заглушался раскатами грома прямо над домом. Горе ее было всепоглощающим; тело содрогалось от рыданий, в которых выплеснулось все, что пришлось ей пережить за последние месяцы: болезнь матери, предательство Мейбл, презрение и равнодушие Дэвида, и боль за свое искреннее, но ненужное ему чувство...
Вдруг ей показалось, что, кроме всхлипываний и шума ливня за окном, в доме слышится еще какой-то звук. Айрис подняла голову и обернулась. Глаза ее распухли от слез, разметавшиеся волосы падали на лицо. Плакать уже не было сил. Потрясенная женщина задохнулась, увидев стоявшего в дверях Дэвида.
Его волосы были растрепаны и мокры, на куртке не осталось ни одного сухого места. При виде женских слез лицо мужчины наполнилось состраданием. В следующую секунду, сама не понимая, как это случилось, Айрис оказалась в его объятиях и снова заплакала — на этот раз от радости, ощущения безопасности и покоя, охвативших ее, едва к ней прикоснулись руки любимого человека.
— О, моя храбрая, моя прекрасная девочка, не надо плакать... — Голос Дэвида был хриплым от переполнявших его чувств; руки нежно гладили ее мягкие шелковые волосы. — Тише, тише, — ласково успокаивал он, и каждая клеточка женского тела радостно отзывалась на легкие прикосновения ищущих губ к соленому от слез лицу и мокрым глазам.
Когда Дэвид внезапно запустил пальцы в ее волосы, запрокинул голову и жадными, горячими губами припал к ее рту, у женщины вырвался слабый, беспомощный стон. Обхватив голову Айрис обеими руками, он принялся неистово целовать ее. Его отчаянные, безумные поцелуи лишали воли.
— Ты нужна мне, милая! Боже, как ты мне нужна! — Голос его срывался, дыхание с шумом вырывалось из легких, желание бушевало с неистовой силой, и Айрис, наконец нашедшая выход своему долгому томлению, прильнула к Дэвиду всем телом и вцепилась в мокрую ткань, обтягивающую плечи. Каждый ее нерв жаждал близости, полного слияния, к которому она так долго стремилась.
Завтра она об этом пожалеет. Разум слал свои предупреждения, к которым Айрис пыталась прислушаться, но безуспешно; сейчас она слышала только то, что говорили ей сердце, душа и тело. А они говорили, что она создана для этого мужчины и что второго такого не будет. Он отец ее ребенка, и неважно, что случится завтра: сейчас любимый был здесь, рядом, и она хотела его!
Он начал вытаскивать блузку из-под пояса юбки, и женщина часто задышала от охватившего ее желания прикоснуться к нему. Руки Айрис скользнули под его расстегнутую куртку и нетерпеливо рванули рубашку, стремясь ощутить тепло обнаженного тела.
Сквозь шум и грохот бури, бушевавшей над их головами, она услышала хриплый голос: — Ради Бога, скорее!
Потерявшая, над собой контроль, Айрис не могла говорить и ничего не ответила. Но он и не ждал ответа. Просто подхватил на руки и понес по лестнице, как три недели назад. Только на этот раз, положив ее на кровать, не ушел, и Айрис наконец-то ощутила рядом его горячее тело. В яростном нетерпении он сорвал с нее одежду и разделся сам. Губы и руки Дэвида с неукротимой, хищной жадностью тянулись к ней, упивавшейся знакомыми прикосновениями, по которым она безумно истосковалась.
— Твое тело стало таким мягким, таким округлым... — Его пальцы властно и в то же время нежно дотронулись до небольшого холмика, уже обозначившегося внизу ее живота. — И все из-за меня...
Тихий голос Дэвида дрожал от переполнявших его чувств, и женщина судорожно вздохнула. Он наклонил голову и губами коснулся того места, на котором только что лежала его рука. Айрис едва не расплакалась. Неудержимо тянуло сказать, что она любит его до боли в сердце и не может без него жить. Но тут губы Дэвида коснулись ее груди; женщина выгнулась всем телом и всхлипнула от наслаждения.