Хаджар, как можно сдержанней, стараясь не делать лишних движений и, тем более, тех, что могли бы вызывать какие-нибудь ненужные мысли у воинов, поднялся со скамьи. Он с благодарностью кивнул старейшине, после чего вместе с Шакхом дождался пока из-за стола выберется Албадурт и, втроем, в окружении воинов, они направились на выход.
— Не самый приятный старик, — процедил Шакх. — Хотя какой он старик… мальчишка. Что он вообще…
— Как ты их понимаешь? — перебил Хаджар. Он давно уже для себя уяснил, что в Безымянном Мире возраст имел весьма относительную величину. К примеру он, разменявший четыре века, по сравнению с абсолютным большинством адептов выглядел безусым юнцом и, в то же время, пережил больше злоключений, чем многие бессмертные.
Тот факт, что Араду вряд ли исполнилось больше шестидесяти лет, не делало его, никоим образом, мальчишкой. Каждый год в Северных Землях можно было смело считать за сто. Тут не каждый до шестнадцати-то доживет.
— Когда коротышке принесли протезы, нам выдали вот это, — Шакх вытянул из-под рубахи небольшой деревянный прямоугольник, на котором была выжжена руна. — Не чувствую в ней ни терны, ни магии слов, но стоило надеть — и я теперь будто с детства знаю их язык.
— А говорить можешь?
Шакх отрицательно покачал головой.
— Когда пытаюсь, то выходит какое-то непотребство, — в качестве аргумента, Пустынный Волк попробовал произнести что-то на местном языке, но с его губ сорвались лишь несвязанные звуки. — Как думаешь, почему они так резко отреагировали на падение лабиринта?
Хаджар пожал плечами. Идей в голове копошилось столько, что из них можно было бы, при желании, состряпать целую поэму. И вряд ли хоть одна из них лежала близко к истине.
Но один вопрос генерал, все же, решил уточнить.
— Что ты помнишь об Арнине?
Пустынный Волк посмотрел на него искоса, после чего почесал затылок. Под их ногами хрустел свежий снег, а крупные снежинки, слегка пританцовывая в воздухе, падали на плечи. Светило солнце, отражаясь лучами в окнах домов. Людей на улице почти не было. Лишь редкие ребятишки попадались на глаза, но тут же исчезали за поворотом, стоило им заметить отряд воинов.
— Сложно сказать, варвар, — протянул Шакх. — Помню, как он пытался нам помочь, а затем его порвало в клочья Правилом Старика. Кровь, кишки, сломанные кости — все как положено. Так что в том, что он помер — сомневаться не приходится. Я и сам бы его подозревал, но… нет, Хаджар. Это ложный след.
Генерал мысленно согласился с доводами Шакха, но все еще никак не мог отделаться от ощущения, что они что-то пропустили. И дело не в словах Нарнира, хотя и в них тоже, а в чем-то…
Хаджар огляделся. Ветер игрался со снежным покровом, поднимая в воздух мерцающие брызги. Скрипели ставни, шуршали меховые плащи воинов. И все выглядело так, как и должно было, за одним исключением.
— Непривычно, — прошептал Шакх, сжимая и разжимая кулак. — Без Реки Мира…
Может быть действительно — генерал чувствовал себя не по себе именно из-за этой “маленькой” детали.
Так или иначе вскоре они дошли практически до края деревни, где увидели неприметный сруб, размерами чуть больше, чем хватило, чтобы назвать его хозяйственной пристройкой.
Воины убедились в том, что троица зашла внутрь, после чего Хаджар увидел из небольшого окна, как пара из них осталась нести дозор у входа, а остальные направились в обратный путь.
— Шакх! — раздался радостный выкрик. — Алба…
Артеус не договорил. Он молча проводил взглядом гнома, доковылявшего до угла. Албадурт, отставив костыли, держась ладонями за стену, тяжело опустился на стул и уставился все тем же пустым взглядом куда-то в пространство.
— А, Артеус, — произнес он сухим, мертвым голосом. — Рад видеть… Лэтэя… она выздоравливает, да?
Артеус, сжав кулаки и сцепив зубы, с гневом смотрел на костыли гнома, словно чувствовал собственную вину в том, что не смог сберечь товарищей. Но куда ему, пусть и гениальному волшебнику, против Правила. Удивительно, что он вообще, пусть и с помощью Лэтэи, смог спасти им жизни.
— Албадурт, я… — Артеус снова не договорил. Да и словами здесь не поможешь.
Хаджар похлопал волшебника по плечу, после чего подошел к кровати. Под одеялами и шкурами, с влажным компрессом на голове, лежала Лэтэя. Её бледное лицо покрылось испариной, дыхание звучало рвано, напоминая загнанную лошадь. Она иногда дергалась, но привязанные к ножкам кровати запястья и лодыжки удерживали Лэтэю на месте.
Хаджар провел пальцами по её щеке. Местами холодная, как мертвец, а местами — жарче молодого пламени.
Её явно лихорадило.
Около изголовья стояла простецкая тумбочка, на которой стояло несколько глиняных мисок, какие-то душистые травы и два кувшина — один с теплой водой, другой с холодной.