— Дирстигг, я хочу отдать тебе кольцо, которое ты подарил моему отцу Тьодмару, — проговорила Ингвольд протягивая кольцо всаднику, который приподнял забрало и омыл их волной золотистого света, который напомнил Брану о днях раннего лета, о зеленых мирных холмах. Ингвольд продолжала:
— Мы искали тебя, чтобы отдать драконье сердце и попросить твоей помощи. Благодарим тебя за то, что ты появился так вовремя. Мы никогда не забудем, как ты спас нас от Миркъяртана и доккальвов.
Дирстигг поднял руку, прерывая ее речь.
— Нет, это ты спасла меня, ты и два скиплинга — отважные юноши, которые заслужили мою благодарность, отняв у врагов мое волшебное оружие. Я не в силах был помочь себе, потому Хьердис и Миркъяртан подвергли меня ужасным мучениям. Теперь же, благодаря всем вам, всем, кто пришел мне на помощь, я возрожден в прежней силе. Когда я вернусь домой, я позабочусь о том, чтобы все вы получили щедрую награду.
— Нам не нужна награда, — благородно начал Пер, но умолк, когда Дирстигг, глянув на него, медленно покачал головой.
— Все вы будете вознаграждены, хотите вы того или нет, — сказал он. — Ингвольд, кольцо твоего отца принадлежит не мне, а тебе. Что до тебя Бран, таящийся за чужими спинами и хранящий молчание, я должен вернуть тебе кое-что, дабы оплатить хотя бы часть безмерного моего долга перед тобой.
Бран неохотно выступил вперед.
— Я всего лишь раб, — с трудом пробормотал он. — Разве может что-то мне задолжать такая высокопоставленная персона? Боюсь, мы задерживаем тебя, а ведь тебе еще предстоит вести льесальвов против доккальвов.
— Эта честь не для моих преклонных лет. Пора мне заняться другими делами. — С этими словами Дирстигг вложил меч в ножны, а ножны вместе с мечом и поясом вручил Брану, сколько тот не отнекивался.
— Меч, — сказал он грубовато. Затем расстегнул фибулы плаща и с немалым изяществом набросил его на плечи Брана.
— Плащ.
Дирстигг снял с шеи медальон с драконьим сердцем и надел цепочку на шею Брана.
— Сердце. Храни его рядом со своим собственным сердцем.
Затем он спешился и вложил поводья в руку Брана.
— Конь. — При этом Дирстигг хохотнул — и, к величайшему изумлению Брана конь оказался стариной Факси, довольно потрепанным и покрытым засохшей кровью, и своей, и чужой; впрочем, глаза его горели от гордости тем, что ему довелось нести на себе такого славного героя.
— Твой шлем, — Дирстигг снял его и почти насильно сунул подмышку Брану, который, казалось, потерял способность двигаться самостоятельно — так велико было его изумление.
— И наконец, самый последний и бесполезный дар. — Дирстигг вдруг преклонил колено у ног Брана. — Слуга. Я стар, и теперь, когда мои враги мертвы или пленены, пора мне передать волшебные вещи другому, молодому и сильному, который состарится с ними, как состарился я, и употребит их во благо льесальвам. Они твои, Бран; ты заслужил их и уплатил за них всем — своим трудом, своей отвагой и верностью. Я не бы желать этим вещам лучшего хозяина.
— Я тоже, — сказала Ингвольд.
Бран медленно, потрясенно качал головой, глядя на волшебные вещи.
— Но я всего лишь раб. Я совсем не стою такой чести и не волен принять их.
— Нет, — ворчливо сказал Пер, — ты больше не раб. Я твой господин, Бран, я и освобождаю тебя. Ты теперь такой же свободный человек, как и другие, да что там — гораздо лучше.
Бран поднял глаза на Дирстигга, который стоял лицом к бледному свету луны, впервые ясно осветившему его черты. Бран воззрился на знакомый до боли нос, понимая, что ошибки быть не может.
— Скальг! — воскликнул он потрясенно. — Так ты — Дирстигг! Это все время был ты! И подумать только, — добавил он с неожиданным и горьким смирением, — как мы измывались и насмехались над тобой!
Дирстигг лишь рассмеялся и ссутулился, мгновенно превратившись в старого Скальга с его невыразимо хитрым видом.
— Я ведь не со зла говорил тебе всякие грубости, — подал голос Пер. — Мне часто случается болтать всякое… ох, какой же я болван! Прости меня, Скальг… то есть, Дирстигг.
— Мне так стыдно, — проговорила Ингвольд, качая головой.
— Если б только ты сказал нам правду с самого начала…
— Вы бы мне не поверили, — отвечал Дирстигг, с нежностью поглядывая на своих друзей. — Признаться, я от души наслаждался вашими оскорблениями — ведь они были так искренни. Знаменитому напыщенному обжоре, вроде меня, доводится услышать в жизни немало лести, так что время от времени посбивать с него спесь даже полезно. Правда ведь, маскарад удался на славу? Впрочем, настоящие холод и голод немало этому помогли. Как бы там ни было, — продолжал он уже серьезно, — я должен попросить у вас прощения за то, что так часто обманывал вас. Мне невыносимо было изображать предателя, но я знал, что мы сможем одолеть наших врагов, только стравив их друг с другом. Я всегда говорил: пусть себе сильные бьются с сильными, а слабые их подначивают. Они отняли у меня Силу, бросили меня, бездомного и одинокого, умирать в суровом краю. Одна только жажда мести и сохранила меня в живых, покуда Рибху не привели меня к вам. Я знал тогда, что вновь обрету свою Силу и волшебные вещи, но к тому времени, когда я отнял их у Бьерна, я уже понял, что они больше не мои по праву. — Он вздохнул, но тут же просветлел. — Ну вот что, Бран, нечего тебе здесь стоять. Надевай пояс с мечом и расправь свой плащ. Это ты поведешь льесальвов и, надеюсь я, приведешь их к самым воротам Хьердисборга.