– А бездействие? Гору трупов? Ты клыки у этого дикаря видел?
– Позвольте мне лучше осмотреть ваши раны, милорд, – старик будто специально игнорировал вопросы Стернса, остужая тем самым его пыл.
– В пещере осмотришь, – отмахнулся Гай и бросил лучникам: – Тащите его наверх. Попробует бежать или сопротивляться – тут же прибейте. Второй пощады не будет.
Лучники боязливо пнули клыкастого в направлении горы, но тот, как им показалось, и не нуждался в подсказках. Тропка за тропкой он уверенно ломился вперёд, будто уже не раз ходил этой дорогой. Смело раздвигал лиственные заросли, переступал через поваленные деревья и отмахивался головой от назойливых змей. И временами бросал настороженный взгляд в сторону Рики, покорно следующей за своим братом. Со стороны могло показаться, что клыкастый наблюдает за девушкой, словно пастух – за рассеянными овцами, что мирно жуют траву и не беспокоятся волке, который уже поджидает у входа в лес. Но если Рики была для него овечкой, то кто же тогда был волком?
Русоволосого паренька грубо толкнули в скалистый проём, усадили подальше от входа и привязали к бочке, полной воды. Надутый, он покорно сидел, уставившись на червяка, вяло тащившего своё склизкое тело в тёмный угол. Червяк и не заметил, как глаза мальчишки озорно блеснули, а брови сошлись на переносице, вторя роящимся в голове мыслям. И тут же длинный, узкий, раздвоенный на кончике язык ловко выпрыгнул изо рта и, намертво приклеив к себе скромный обед, скрылся обратно. Зубы звонко ударились друг о друга, губы плотно сжались, паренёк сглотнул и расплылся в лёгкой довольной улыбке.
– Вам бы расспросить его, милорд, – краем уха услышал клыкастый шёпот Дагорма, обрабатывающего раны Стернса остатками настойки на шишках. – Кто таков, откуда, и почему он точная копия нашего Сэма? Хотя... – старик медленно поскрёб подбородок длинным грязным ногтем, – насчёт последнего у меня есть некие соображения. Если, конечно, древние трактаты не врут и я правильно помню этот стих, то...
– Я скорее вспорю ему живот, – взвился Гай и поморщился: настойка начинала невыносимо жечь.
– Нужно выяснить, почему он набросился на вас, и нет ли на острове ещё какой опасности в виде таких же дикарей? – продолжал мягко давить советник.
– Так займись этим, а не переводи впустую коноганское пойло.
Гайлард выхватил флягу у обескураженного Дагорма, отхлебнул, сделал пару шагов назад и тяжело опустился на бочку. Всё тело ныло, отдавая то в спине, то в боках мерзкой пульсирующей болью, а жгучая настойка пролилась внутрь огненной лавой, в несколько раз приумножая адские муки.
Гай скользнул взглядом по пещере: четверо лучников выстроились в ряд у входа и следили за клыкастым. Четверо воинов, немногим старше своего погибшего товарища, мрачные и насупившиеся, перемалывающие в голове последние события. Но как бы страстно они ни желали найти объяснение внезапному воскрешению своего друга, ничего толкового на ум не приходило.
– Молчит как рыба.
Дагорм подкрался так тихо, что Гай вздрогнул.
– Мальчишка совсем воды в рот набрал, милорд, – повторил старик. – И прикасаться к себе не дает, и только и делает, что бубнит под нос, что наша девица, – кивок в сторону Рики, – его хозяйка.
– Вот как! – Брови Гая взлетели вверх. – Позови её.
Из дальнего, тёплого и сухого укрытия Рики вытащили быстро. Забившись туда, она сидела не шелохнувшись, прячась в тени стоявшего впереди брата, и, навострив уши, ловила обрывки разговоров.
– Та тварь говорит, что знает тебя, – резко кинул Гай, стоило девушке предстать перед ним.
– Это злая шутка, – растерянно пролепетала та. – Я впервые вижу его.
– Моя сестра не станет врать, – вступился за Рики Дален.
– Не станет?
Вопрос, заданный издевательским тоном, и лихорадочный блеск в глазах напомнили Рики о разговоре со Стернсом на берегу. Вот только причину лжи она не успела объяснить. Сейчас или никогда?.. И, набрав в лёгкие побольше воздуха для пылкой речи, Рики решилась на публичное разоблачение, однако то было отложено так же внезапно, как и задумано.
Сильные пальцы властно коснулись острого подбородка. От этих прикосновений Рики вздрогнула, а по телу прошла волна непонятных, взаимоисключающих ощущений: от желания немедленно отстраниться, вылить на голову полное ледяной воды ведро, только чтобы смыть с себя всё, что могло напоминать о Стернсе и его руках, включая едва уловимый аромат веточек можжевельника, смело перебиваемый стойким запахом смеси из крови, сосновых шишек и морской соли, до рвущего душу еле сдерживаемого порыва коснуться губами тех самых рук и поклясться в вечной преданности. Яркими вспышками всколыхнулись столь разношерстные чувства в сердце деревенской наивности, покорно поднявшей голову и посмотревшей в глаза Гайларду в ответ на его прикосновения.