И всего этого ей предстояло стать хозяйкой...
Ждала ли Мириан такой участи? Несомненно. Она была рождена королевой; этой мыслью она жила с пелёнок. Каждое её движение было предопределено, каждое слово – тщательно выверено. Она не могла позволить себе фривольностей жизни легкомысленных подданных, как, впрочем, и свободы мысли. А потому брак по расчёту понимался ей как нечто, предписанное и положенное по статусу и происхождению.
Мириан уже сейчас любила своего будущего мужа. Даже ни разу не повидавшись с ним. Не имев шанса услышать его голос или почувствовать дыхание.
Она любила его той высокой любовью, какую должна испытывать королева, неважно, настоящая и будущая, к своему наречённому супругу. При этом, каждый человек в её окружении по-разному относился к племяннику и наследнику нолфортовского короля: Итор Гайларда искренне ненавидел, презирал и боялся; придворный лекарь выражался по большей части осторожно, не углубляясь в детали; прислуга всё чаще охала и причитала, жалея госпожу. Сама же Мириан покорно приняла решение брата и полюбила Гая, как только ей сказали его полюбить. Не ведая и части глубины этого чувства, она была уверена, что уже испытывает его и сможет наполнить взаимностью их с Гайлардом брак. Род Стернсов найдёт продолжение в наследнике Гая, и имя Мириан впишется в его великую многовековую историю.
Внезапный всплеск заставил Мириан вздрогнуть и очнуться от далёких мыслей о ближайшем будущем. Это молодая служанка подлила несколько ковшей горячей воды в остывающую купель. Расслабленно выдохнув, Мириан провела руками по воде и опять закрыла глаза.
Она прибыла в замок несколько часов назад. И везли её не центральными улицами, а окольными путями, не привлекая внимания простого люда и зевак. Ферран и тут всё продумал и просчитал. Торренхолл продолжал бурлить насыщающими день событиями, но узреть самое главное дали лишь избранному десятку душ, и то одетых в воинские доспехи.
Пустой, отдающий мраморным безразличием, замок встретил Мириан холодно. Натянутость улыбок прислуги молодая госпожа смиренно проглотила. К молчаливости Феррана за день привыкла. Но церемонное равнодушие не торопилось сменяться домашним теплом и приветливостью.
Каждый шаг Мириан отдавался громким эхом в уголках пустых, вытянутых коридоров. Двери в большинство залов были закрыты – лишь пара-тройка отозвались благозвучным скрипом и отворились. Обутая в лёгкие, обитые шелковой лентой, туфли нога ступила в одну из затемнённых комнат. Рука медленно провела по плотно задёрнутым портьерам, раздвигая их и пропуская в помещение свет. Бойко прыснув, тот тут же ударил в стену и, отпрыгнув, упал на банкетку, обитую дорогим серым панбархатом. Пёстрые, в лазурно-шафрановую клетку, подушки придавали разнообразия унылому мышиному цвету и, купаясь в в лучах закатного солнца, привносили в интерьер уют и тепло.
На противоположной от окон стене висело с десяток портретов. Чужие лица, чужие судьбы, что через несколько дней в одночасье прикажут Мириан называть их семьей, гордиться родством с ними, хоть и косвенным, а через пару лет и вовсе, кроме них, не признавать никого, даже родного брата.
Воспоминания об Иторе придали тепла сердцу Мириан. Уже будучи девушкой на выданье, она понимала, что вместе им жить осталось недолго. Время детских игр давно прошло, и его удел – управлять доставшимся ему на правах старшего брата наследством, а её – составить счастье какого-нибудь лорда, желательно побогаче и повлиятельнее, чтобы тем самым обеспечить Ллевингору протекцию. Кто же мог подумать в то безмятежное время, что «счастье» совсем рядом, по ту сторону границы, а история супружеской жизни начнётся с холодного ветра, вынырнувшего из щели открываемых слугами ворот.
Скользнув взглядом по портретам, Мириан остановилась на одном из них: горделивого вида мужчина с королевской осанкой и правильными чертами лица, и устремлённым в никуда взглядом. Художник успел ухватиться за упавшую на лоб мужчины прядь тёмных волос и перенести столь неофициальный для высокой особы момент на холст. А мужчина, казалось, испытывал колоссальное равнодушие к тому, какие пируэты выделывают его волосы, и был готов к любому результату запечатления своего облика, лишь бы поскорее избавиться от назойливого живописца.
Но Мириан будто не замечала нарочитой холодности представителя рода Стернсов. Напротив. Ей несказанно хотелось, чтобы на портрете оказался её будущий супруг. Столь красив тот был и статен.