Румпельштильцхен хромал больше обычного, линии вокруг глаз углубились, а взгляд казался потухшим. Его идея с подарками уже не казалась ему самой лучшей в ответ на противостояние с арендой его дома. Он был измучен, чувствуя через ошейник все эмоции исходящие от Белль, от радости, до негодования и усталости.
Увидев перед собой пологое бревно с торчащим с боку от него суком, он неуклюже присел, положив на землю посох и вытягивая перед собой ноющую ногу.
— Присоединишься? — тихо спросил он, в надежде взглянув на нее снизу вверх. Белль потянулась к нему рукой, проведя кончиками пальцев вдоль его скулы, к подбородку. Он перехватил ее руку и прижался губами в поцелуе к внутренней стороне ладони. Белль устало улыбнулась и, не ответив, лишь опустилась на бревно рядом с ним. Солнце медленно клонилось к горизонту и Румпельштильцхен, чувствуя, как становится прохладнее, обнял ее за плечи, прижимая к себе. Белль устроилась поудобнее, позволив ему принять на себя большую часть своего веса, расслабляясь от исходившего от него тепла.
— Прости, -пробормотал он куда-то ей в макушку.
— За что?
Какое-то время он молчал, одной рукой сильнее прижав ее к себе, а второй нервно потирая кончики пальцев. Видя это, Белль не подталкивала его больше, давая ему время на раздумья. Когда он заговорил, она вздрогнула, уже позабыв за столь долгое время тишины, что ожидала от него ответа.
— За то, что испугал тебя и причинил боль, — его рука накрыла ее прохладную ладонь, нежно сжав. — Я разозлился, — сглотнув, признался он. Его слова звучали так горько, что Белль на мгновение затаила дыхание. Еще никогда он не звучал так отчаянно. — Ты… была права, но я не хотел этого видеть. Брачн…- он закашлялся, до крови прикусив кончик языка.
— С тобой все в порядке? — Белль попыталась отстраниться, но он лишь сильнее прижал к себе, заправляя ее макушку под подбородок.
— Да… я хотел сказать, что для меня, эм….. ритуал ухаживания очень важен, и все остальное, в таких случаях уходит на второй план. Я не хочу сказать, что для тебя это не важно, — спохватился он, почувствовав ее волнение. — Просто я не могу… мне нужно… я хочу…
Он запнулся, пристыженно прикрыв глаза. В голове было так много мыслей, так много эмоций на его сердце, и он боялся раскрыть их. Он боялся быть отвергнутым ею, боялся узнать настоящую правду и то, что она на самом деле думает о нем.
— Румпель? — тихо окликнула его Белль, он почувствовал, как ее свободная рука обняла его за талию, успокаивающе погладив по спине.
— Да? — слабо ответил он, не зная, что он еще мог сказать ей.
— Зачем ты это сделал? Там, на рынке, — поспешно уточнила она, когда его тело на мгновение напряглось от ее слов.
— Я… я хотел порадовать тебя, — неловко произнес он, поморщившись от собственных слов. Это ни капли не выглядело радостно, они спорили и пререкались. Он был рад, что ему все же удалось купить книги до того, как Белль поняла, что он творит и стала противостоять ему. Он был растерян впервые столкнувшись с таким противостоянием от нее, но продолжал стоять на своем до последнего. Где-то победа была за ним, где-то за ней, и тем не менее, радости ни для кого не было.
— Зачем? — он дернулся при ее вопросе и Бель крепче сжала руку вокруг его талии, удерживая на месте. — Все хорошо, Румпель. Просто… ты всегда радуешь меня, своими словами, жестами, поступками, поцелуями, — с улыбкой произнесла она, кода он издал какой-то заинтересованный звук. — Милыми подарками, но сегодня это было…
— Слишком? — с грустью произнес он, зарывшись носом в волосы, вдыхая ее аромат. Последнее время этот запах не только возбуждал и дурманил его, но так же и успокаивал, с недавних пор он стал ассоциироваться у него с домом.
— Нет… Да…Немного, — покачав головой, призналась Белль. — Мне было приятно, честно. Но такое резкое изменение немного напугало меня. Почему ты это сделал? И это не о традициях…
Она почувствовала, как его ладонь немного сжала ее, в молчаливой поддержке. Какое-то время он вновь молчал, лишь изредка потираясь носом о ее волосы, глубоко вдыхая.
— Я… я очень забочусь о тебе, Белль. И мне нравиться это делать, я хочу, чтобы ты знала об этом, не только на словах… — что-то в интонации насторожило ее. Белль, не смотря на его протесты, высвободилась из его объятий и взглянула на него. Его руки неловко опустились на колени и сжались в кулаки. Он смотрел куда угодно, только не на нее.
— Румпель, — осторожно начала она, — о тебе заботились?
Ему не нужно было отвечать, его поникшая голова сказала за него.
— Только тетушки, — едва слышно произнес он.
— Ты… всегда был одинок? — с сомнением произнесла она, боясь услышать ответ.
— Не совсем, — нехотя ответил он. Румпель так боялся раскрыть ей правду, но сдерживать ее глубоко в сердце он тоже уже не мог. — Я был… женат, однажды.
— Что случилось? — она неуверенно накрыла ладонью его руку, облегченно вздохнув, когда он не отстранился от ее прикосновения. Он все еще не смотрел на нее, стараясь как можно больше скрыть лицо за спадающими волосами.
— Ты уверена, что хочешь знать это? — с горечью спросил он, покосившись на их руки.
— Если ты не хочешь говорить, я пойму. Но я хочу, чтобы ты знал, что я готова выслушать тебя в любую минуту. Я хочу знать больше о тебе, твоей жизни. В любой момент, когда тебе будет удобно.
Он перевернул ладонь, сжав ее пальцы своими, словно цепляясь за нее как за спасительную соломинку.
— Ее звали Мила. Тогда я был молод и очень глуп. Меня заворожили ее горящие глаза и жажда к жизни. Я был влюблен, или мне так казалось тогда, но я был беспечен, веря, что она была моей настоящей любовью. Мы встречались всего несколько месяцев, когда я узнал, что она забеременела. Я был счастлив. Белль, я был так счастлив. Это чудо и… И Мила была расстроена, она была в ярости, боясь за свое будущее. И тогда… И тогда я сделал ошибку, о которой я жалею по сей день. Я рассказал про свой род, о том, что теперь она в безопасности со мной, что я смогу дать ей все, что она захочет. Поначалу она не верила, даже смеялась и я… однажды я доказал ей…
— Что случилось потом? — Белль чувствовала, что произошло что-то очень нехорошее, она крепче сжала его ладонь, давая ему сил, продолжить свой рассказ.
— Белль, я… у моего рода много врагов. Наша семья всегда скрывала настоящее имя и богатство. Мы путешествовали по всему миру под разными именами, всегда разными. И я совершил ошибку. Доверился не тому человеку. Когда я доказал ей, она успокоилась. Так я думал, и я был счастлив до тех пор, пока не родился Бэй. С тех пор моя жизнь превратилась в ад. Мила, она… Она не любила меня, никогда. И как только она родила, спустя год, оправившись от родов, она предала меня. На мой дом напали, когда я спал. Услышав крики, я бросился к Бэю, но что-то душило меня, я… — он запнулся, испугавшись, не сказал ли чего лишнего. Воспоминания нахлынули на него с такой силой, что каждый вдох давался ему с трудом. — Я п-попал в рабство. Мила продала меня и моего сына. А потом… а потом я потерял его, потерял навсегда. Так что… не могу сказать, что обо мне заботились.
Он вздрогнул, услышав ее тихий всхлип и зажмурился, когда понял, что она начала двигаться. Вот и все, он рассказал самое страшное о себе и теперь она оставит его одного, погруженного в собственное горе и унижение к себе. Он дернулся, ощутив, как прохладные пальцы коснулись его щеки, мягко вытирая слезы. Он даже не знал, что плакал, пока она не прикоснулась к нему.
— Румпель, дрогой, мне так жаль… — ее рука скользнула от щеки к шее, чуть выше того места, где был его шарф. Второй рукой она коснулась его волос в легкой ласке, спускаясь к напряженным плечам, обнимая его. Румпель хотел извиниться, он не хотел расстраивать, когда ее руки неожиданно притянули его к себе. Обессиленно он подался за ней и неожиданно оказался лежа в ее объятиях, прижатый к ней.